Вера Эльберт - Возвращение в Минстер Ловелл Холл

Есть комната для вас! –

И вдруг печально заморгал,

Слезу стряхнув из глаз.

– В подвале замка есть покой,

К нему вас приведёт

Уже давно открытый мной

Подземный переход.

– Проход тот в сумрак погружён,

Опасны там пути.

Ты – мой слуга, – сказал барон, –

Изволь со мной пойти!

Боюсь, беда меня там ждёт...

Прошу, пойди со мной!...

СЛУГА.

– Идите сами, добрый лорд.

Я не столкнусь с бедой!

Или ступайте за порог

И продолжайте путь!

БАРОН.

– Но я устал и изнемог!

Мне надо отдохнуть.

Пускай хоть сын твой старший, Джон,

Свечой мне посветит!

СЛУГА.

– Мой Джон под Босвортом сражён...

БАРОН.

– Мне жаль, мой друг, прости...

А где же младший сын твой, Рон?

Он был бы мне слугой...

СЛУГА.

– На поле Стоука казнён.

Пусть кто-нибудь другой

Вам служит, милостивый лорд, –

Нет у меня детей!

В стране повсюду недород,

И мы не ждём гостей!

Слуга был зол, неумолим,

Но тут почтенный гость

Рассыпал злата перед ним

Немереную горсть.

Старик, обиду подавив,

Взял деньги, сосчитал

И тут же, норов укротив,

Служить достойно стал.

Барон в полночной тишине

В покой был отведён, –

Заботою слуги вполне

Теперь доволен он.

Слуга принёс ему вина,

Бумаги и чернил,

Следил, чтобы барон до дна,

Свой кубок осушил,

Радушно ужин подавал,

Стелил ему постель,

Спокойной ночи пожелал

И выскользнул за дверь.

Барон склонился над столом,

Придвинул чистый лист,

И все мечты его в одном

Желании слились:

«Пускай хоть реки вспять пойдут

И задрожит земля,

Закончить должен я свой труд

О жизни короля,

Чей образ лживою молвой

Бесстыдно искажён

И ныне властью роковой

С проклятьем осуждён.

Пускай бессилен я сейчас

Хоть что-то изменить,

Но грянет с неба Трубный Глас,

И Ричард будет жить,

Чтоб сердца своего огнём,

Друзей к победе звать,

Средь них воспрянуть королём

И правду отстоять!

Пусть ложь беснуется пока,

Её ждёт Страшный Суд –

Воскреснет истина в строках,

Что сохранит мой труд!»

Слетались строчки на листы,

Ложась за рядом ряд,

И горделивые мечты,

Как много лет назад,

Его манили на простор

И приглушали боль,

Что мучила его с тех пор,

Как в битве пал король.

Над письменами долго он

Былое вспоминал,

Тревогу мыслей лёгкий сон

Порою притуплял.

Проходит час, а может день –

Кто время разберёт?

Вдруг с потолка спустилась тень,

И кашель горло рвёт.

Удушья приступ ощутив, взглянул барон в окно

И видит: плотно кирпичом заложено оно.

Он – к двери, в панике крича, –

Не отворилась дверь,

Она стеной из кирпича

Придавлена теперь.

От ужаса лишаясь сил,

К столу вернулся он

И скорбно голову склонил,

Отчаянием сражён,

И вдруг затих, как усыплён.

И сторож в той ночи

Не потревожил его сон

У тлеющей свечи...

****

Прошло два века. В замке том

Сменился рой господ,

И обновить свой старый дом

Решился новый лорд.

Он архитектора призвал

И показал чертёж.

Знаток план дома изучал

Внимательно, – и что ж?..

Что обнаружил в доме он? –

Подземный переход,

Что был на план не нанесён.

– Как?! – возмутился лорд.

И тут же слугам приказал

Исследовать подвал,

И архитектор их созвал

И план с собою взял.

Тоскливо факел освещал.

Подземных комнат строй.

Вдруг архитектор указал

На запертый покой:

– Тут дверь должна по плану быть,

А в доме не видна,

Её могла собой закрыть

Кирпичная стена.

Снаружи обойдя весь дом,

Увидел он окно,

И было тем же кирпичом

Заложено оно.

Вооружив кирками слуг,

С наружной стороны

Он стал долбить проём, и вдруг –

Все, будто сражены!

И скованы смятением

И страхом неземным

От странного видения,

Что тут открылось им:

К столу склонившись, человек

В той комнате сидел,

В богатстве проживший свой век

И, видно, знатных дел, –

Блистает золотом наряд,

При нём и острый меч.

Кого же столько лет подряд

Он может здесь стеречь?

Пред ним бумаги на столе,

Чернильница с пером.

Что он писал в кромешной мгле,

В покое запертом?

Загадки этой скрытый смысл

Им не дано узнать.

Напрасно всё! Бессильна мысль

Ту тайну разгадать!

Возможно, в будущих годах

Раскроется секрет,

Порой мелькая в чьих-то снах

В течении многих лет.

У памяти короткий век, –