Наталья Долинина - По страницам Войны и мира

Пьер защищает и революцию, и Наполеона в равной мере; более трезвый и опытный князь Ан-

дрей видит и жестокость Наполеона, и его деспотизм, а отец Андрея, старик Болконский, страдает от

того, что нет Суворова, который показал бы этому новоявленному гению, что значит воевать. Но все

они думают о Наполеоне, заняты им — каждый по-своему, и в жизни каждого из них занимает немалое

место зловещая величественная фигура маленького человека в сером сюртуке и треуголке.

5. ДВА ЮНОШИ

Прошло два месяца после вечера у Шерер. Уже конец лета — 26 августа по русскому ка-

лендарю, 8 сентября — по европейскому (по которому и мы живем сегодня). Через семь лет этот день

войдет в историю России как день Бородина. А пока он ничем не знаменит; как на всякий день в

году, на него выпадают чьи-то именины.

Толстой переносит нас в Москву, в дом Ростовых. Здесь две именинницы Натальи — мать и

дочь. У Ростовых с утра гости, визиты, подготовка к званому обеду. А в другом московском доме уми-

рает отец Пьера граф Безухов...

Пьер, высланный из Петербурга за историю с медведем, одиноко сидит в доме умирающего

отца, к которому его не пускают. Теперь о Пьере говорит вся Москва: всех заботит наследство старого

графа. «По жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, зани-

мался его воспитанием и писал государю... так что никто не знает. . кому достанется это огромное со-

стояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы». Так рассуждает Анна Михайлов-

на Друбецкая — уж она-то знает, недаром так настойчиво напоминает, что старик Безухов ей трою-

родный дядя, что он крестил Бориса, — Анна Михайловна своего не упустит, хотя бы сам князь

Василий стал на ее пути.

А Пьер сидит на верхнем этаже громадного безуховского дома, — понимает ли он, что сейчас ре-

шается его судьба: остаться ему незаконным сыном без всякого состояния или стать графом и мил-

лионером. О чем он думает, чем занят?

«...Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к

стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой...»

Он воображает себя Наполеоном, он сражается с англичанами и побеждает. В этом доме, где

все: князь Василий, три княжны — племянницы старого Безухова и примчавшаяся на наживу Анна

Михайловна Друбецкая — все думают об одном: как урвать себе побольше из наследства еще не

умершего старика; в этом доме один Пьер думает о другом; он не умеет жить, сказали бы о нем в све-

те. Он не умеет жить — это правда. Но он учится — и хочет он жить иначе, чем князь Василий.

Почему он не думает о своем умирающем отце? Оправдать Пьера нетрудно: он мало знал

отца, жил в разлуке с ним: последние годы провел за границей, куда его послали учиться. Все это

так, но есть и другая правда — юношеский эгоизм Пьера. Он слишком погружен в себя, в мысли о сво-

ем будущем, чтобы думать о страданиях; отца. Пьера занимает один главный вопрос: как жить?

В решении этого вопроса немалую роль играет блистательный пример Наполеона — воображая

себя на его месте, Пьер, нахмурившись, произносит: «Англии конец», — в эту-то минуту в его комнату

входит Борис Друбецкой, «высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и

красивого лица».

Мы только что видели Бориса у Ростовых. Он не растерялся, когда вся молодежь ростовского

дома под водительством Наташи нечаянно залетела в гостиную, где сидит скучная гостья со скучной

дочерью, — через семь лет Борис женится на скучной дочери, но сегодня он об этом и не подозревает.

Борис не растерялся, случайно попав в гостиную, и спокойно рассказал шутливую историю о Ната-

шиной кукле. Потом он вышел вслед за Наташей из гостиной, и шаги его были «не тихие, не бы-

стрые, приличные шаги» — так никто не ходит в этом доме: ни Наташа, ни Петя, ни Николай, ни даже

Соня, только Борис.

Когда Наташа, встав на кадку с цветами, поцеловала его, Борис повел себя как идеально

воспитанный, приличный молодой человек:

9

«— Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас... еще четыре года... Тогда

я буду просить вашей руки».

Он прав — нехорошо молодому офицеру целоваться с тринадцатилетней девочкой. Но все-таки

он неприятен в этом своем непробиваемом благоразумии.

Я не собиралась сейчас писать о Наташе, и не нужно мне сейчас о ней говорить, но не могу

удержаться.