Дарья - RIP Tilli Koul

разума. Дерьмо! Эти глаза! В них было столько печали. Пытка, боль и растерянность, сияющие в их глубине, звали меня.

Я должна пойти. Он нуждался во мне.

«Это пиз*ец! Это чертовски безумно!» — молча думала я по-русски.

Подбежав к двери, глубоко вздохнула наверху лестницы и неистово сбежала

вниз. Савин и Илья, вернувшиеся с патрулирования, вышли из кухни.

— Мисс Толстая? — спросил Илья. — Что случилось?

Проведя рукой по волосам, я сказала:

— Я была у своего окна и, кажется, увидела кого-то снаружи. Может быть, больше, чем одного?! Я не уверена…

Савин выпрямился и тут же вытащил свой глок. Илья двинулся ко мне. Он

посмотрел мне прямо в глаза и приказал:

— Оставайся здесь!

Через несколько секунд они выбежали из дома. Зная, что у меня осталось мало

времени, я поспешила к скрытому сейфу, ввела код доступа и взяла ключ от подвала.

С трясущимися руками от подпитывающего мой безрассудный план адреналина, я

подошла к двери подвала. Не думая ни о каком упреке Савина, Ильи или Луки, я вошла в

темную комнату и тихо закрыла за собой дверь.

Остановившись на крошечной площадке, я вздохнула с дрожью. «Двигайся, Талия,

— сказала я себе, — просто двигайся. Он нуждается в тебе».

Оставив ключ на выступе, я взялась дрожащей рукой за перила и начала осторожно

спускаться. С каждым шагом по деревянной лестнице мое сердце билось все громче и

громче.

Когда стали видны просторы темной комнаты, и мой взгляд упал на неподвижного

Заала Коставу, мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не спешить и просить

его проснуться.

Я не слышала его дыхание. Он лежал ко мне спиной, его большое тело свернулось в

позу эмбриона, как будто боль была слишком сильной, чтобы ее перенести. Его

окровавленные и разбитые руки и ноги были абсолютно неподвижными.

Реальность накрыла меня с головой — он мертв.

Дерьмо! Чем Джахуа его накачивал? Неужели того, что вышло из его организма за

последние две недели, было слишком много для человека? Даже для такого грозного

человека, как Заал?

Сложив руки на талии, я молча подошла к его коматозному телу, вздрогнув, увидела

цепи, которые так крепко держали его на месте. Его загорелая кожа была бледной, и, наконец, убедившись в том, что он умер, я упала на колени рядом с ним, и мои плечи

опустились.

Я наблюдала за этим человеком в течение нескольких недель, долгие часы, проведенные в восхищении, и как бы я ни старалась, я не могла его ненавидеть. Я хотела, чувствовала себя обязанной... но, черт возьми, это было невозможно.

Как

кто-то

может

ненавидеть

человека,

который

настолько

сильно

сломлен? Человека, который никогда не знал любви? Человека, наполненного такой

болью? Мужчину, которого держали в темноте в цепях?

У меня возникло желание. Мне нужно было прикоснуться к нему. Я должна была.

Что-то внутри меня подтолкнуло протянуть к нему руку. Никто не должен умирать таким

образом. Одиноким, без заботы человека, предлагающего уют в последние часы.

В моем сознании стала всплывать та скудная информация, которую я услышала о его

жизни. Сейчас ему двадцать девять. Это означало, что он перенес более двадцати лет

экспериментов в роли подопытной крысы. Двадцать один год служения человеку,

который стал причиной гибели его семьи. Двадцать один год ему приказывали убивать

любого на своем пути.

Подняв руку, я нерешительно положила ее ему на бицепс. Я задохнулась от холода

его кожи. По ощущениям она была словно лед. Мои глаза закрылись, когда я вознесла

молитву к Богу, чтобы спасти его темную душу. Открыв их снова, я изучила огромное

количество татуировок, порезов и шрамов, а также каждый дюйм его сильных мышц.

Я никогда не видела никого, похожего на него. Он был... он был идеальным. Но в то

же время дико несовершенным.

Моя рука скользнула дальше по его телу. По ярко окрашенному черепу, вытатуированному на его спине. Лука рассказывал мне, как владельцы ГУЛАГа хотели, чтобы бойцы выглядели более агрессивно, используя спортивные зловещие

татуировки. Казалось, что Леван Джахуа разделял ту же прихоть. И они

работали. Картины смерти сделали его похожим на самые страшные кошмары.

Затем мой взгляд встретился с номером раба — уменьшенной версией «221», который вытатуирован на его груди — теперь и на его шее.

Моя рука двигалась, чтобы коснуться черных чернил, и поток слез затуманил мое