Айя Субботина - Молчи обо мне

— Так и знал, что тебя нужно искать здесь, — говорит Игорь — и я поднимаю голову.

Он стоит чуть в стороне: в том самом пальто, которое я сама ему выбрала и которое потом сама же бережно упаковала в сумку вместе с другими его вещами и отправила с перевозкой подальше из своей жизни. Игорю в нем особенно хорошо. Выглядит настоящим модником, хоть ему уже тридцать восемь.

В последний раз мы виделись, когда он уходил по Юлиному звонку посреди ночи.

И я остро осознаю, почему-то именно сейчас, словно в уравнение моей жизни добавилась новая переменная: я давно его не люблю. И мне не жаль, что он ушел.

— Все хорошо? — Игорь подходит ближе, тянет руку, чтобы привычным жестом проверить мой лоб и щеки, но я успеваю отстраниться.

Не хочу, чтобы ко мне прикасался другой мужчина.

Никто кроме Луки.

Как будто на коже останутся уродливые шрамы.

— Просто устала: после праздников всегда так много работы, ты же знаешь. Новый год, новые проекты, новые старые ошибки.

Игорь понимающе улыбается.

— Кстати, поздравляю. Читала статью о твоем новом ресторане: критики объединились в хвалебный хор.

— Поэтому кое-кто начал распускать сплетни, что цена этому поразительному единодушию — мои щедрые взятки. — Игорь морщит лоб, а потом жестом предлагает прогуляться по аллейке между стеклянными от внезапного мороза деревьями.

— Юля продолжает боевые действия? — спрашиваю я, когда через пару минут нашей молчаливой прогулки начинает сыпать мелкий лохматый снег. Через три дня — март, но зима решила устроить в Северной столице свою резиденцию.

— Она их и не заканчивала.

Я только сейчас рассказываю о той нашей случайной встрече, мы синхронно киваем в знак согласия с невысказанным, но напрашивающимся выводом: эта женщина безнадежна.

— Хорошо, что ты сама это увидела, — устало бросает Игорь. — Теперь понимаешь, почему я должен забрать Олега.

— Понимаю, Игорь. — Останавливаюсь и прежде, чем он скажет то, что и так висит в воздухе, говорю: — Спасай сына, только не ценой моей жизни.

Он несколько минут смотрит на меня, словно не может понять, как я смогла сказать то, что сказала. И на мгновение мне становится гадко от того, что сейчас, когда от меня может зависеть судьба чужого ребенка, во мне нет совсем ничего. Мне жаль Олега и жаль Игоря, которому предстоит долгая и почти наверняка провальная борьба, но я не хочу принимать в этом участие. Потому что не хочу снова платить своей жизнью и своим счастьем за удобство и покой других.

— Женя, ты же понимаешь…

— Игорь, я правда все понимаю: что женатый мужчина в браке, который воспитывает чужого ребенка и хочет взять опеку над своим — это совсем не то же самое, что мужчина с двумя разводами за плечами. Но я больше не часть твоей жизни. И не могу… — Делаю глубокий вдох, подбирая более правильное слово. — Я не хочу снова ввязываться в ваши с Юлей попытки испортить друг другу жизнь. Суды, порой, затягиваются на месяцы и даже годы. Через несколько недель мне исполнится тридцать три. Я отдала тебе год жизни. Когда мне было двадцать пять, я была более расточительной, но теперь даже день впустую — непозволительная роскошь. Не проси о том, что я не готова дать. Даже если на кону… жизнь маленького ни в чем не повинного ребенка. По крайней мере, у него есть мать и отец, а это вдвое больше, чем есть у моего сына.

Порыв морозного ветра внезапно резво треплет волосы, и в ноздрях появляется давно забытый, но такой знакомый запах зеленого мятного чая. Я оборачиваюсь, неловко топчусь на месте, потому что кажется — Артем где-то там, позади, но совсем рядом.

Никого. Только редкие прохожие и замотанная в разноцветные шарфы детвора.

— У тебя кто-то есть? — спрашивает Игорь, и я понимаю, что забыла о его присутствии за считанные секунды.

— Почему ты так думаешь? — Нужно было сразу ответить «нет», но встреча с Артемом подкосила меня, сделала дерганой, словно вместе с ним из прошлого вернулись неуверенность и слабость.

— Потому что ты как-то совсем по-другому выглядишь. — Игорь кивает за спину. — И новая машина. И спешка с разводом.

— А по-твоему каждый человек должен хотя бы раз передумать разводиться?

Это не очень приятная пощечина, и Игорь устало морщит лоб, понимая, что я намекаю на его постоянные попытки уладить и загладить. Почему-то тогда это казалось таким благородным, смелым и жертвенным: мужчина, спасающий брак ценой собственного счастья. Теперь я знаю, что это просто жизненное кредо: кто-то избегает серьезных отношений и закрывает дверь, чтобы уже не вернуться, а кто-то не может быть рядом со счастливой женщиной.