Вадим Филоненко - Ваншот. За пределом

Это он дернул кран экстренной остановки, запирая наш поезд в туннеле метро, а затем распахнул куртку, демонстрируя обреченным пассажирам взрывчатку.

– Сдохнете, собаки! – орет он на весь вагон.

В его голосе ненависть и тоска. А еще ему страшно. Так же сильно, как и нам. Как и девушке. Она сидит прямо напротив смертника, и ее бьет крупная дрожь.

Ужас, что царит сейчас в вагоне, почти осязаем. Он обволакивает нас мутной душной волной, парализует дыхание, сводит спазмом живот. Мы все вдруг очень ясно осознаем, что через несколько мгновений перестанем существовать.

– Не надо! – одна из пассажирок, белая как мел пожилая женщина умоляюще протягивает к шахиду трясущиеся руки. – За что, сынок?..

Я машинально качаю головой: зря она это, просить и умолять его бесполезно, он уже за гранью добра и зла, ничего не видит и не слышит.

Мы обречены.

Бросаюсь вперед, чтобы закрыть девчонку собой, отгородить от приближающейся смерти. Краем глаза успеваю заметить, как лицо шахида искажает гримаса безумия. А на его поясе разгорается крохотное яркое пламя.

Звука взрыва я почему-то не слышу. Уши будто залили водой. Время замедляется, становится вязким и тягучим, как патока.

Я словно застываю в прыжке, вижу разбухающий огонь и чувствую, как резко начинает плотнеть воздух. Его внезапно становится очень много. Он уже не помещается в вагоне.

Горячий колючий ветер бьет меня, словно боксер-тяжеловес, со всей силы швыряя спиной на девушку.

Ветер под завязку напичкан гвоздями и подшипниками, которые вдруг обретают скорость и смертоносность пуль.

Очень ясно вижу перед глазами длинную кривоватую ножку и сточенное на конус острие гвоздя. Успеваю рассмотреть его во всех подробностях. Осознаю, что сейчас гвоздь вопьется мне между глаз – аккурат в переносицу, пробивая череп.

И тут ко мне возвращается слух. Слышу грохот вылетающих стекол, дикие предсмертные вопли пассажиров, а потом ощущаю мгновенную резкую боль сразу в нескольких местах – в груди, плече, животе, лице.

“Только бы не на смерть!” – проносится отчаянная мысль, и я рывком погружаюсь во тьму...

ГЛАВА 1. ВНЕДРЕНИЕ

– Сорок Шестой, включайся! Ну! Да очнись же, твою мать! – что-то, очень похожее на разряд электротока, вырвало меня из небытия.

Первая мысль: “Живой! Все-таки живой! Повезло”. Облегчение, ликование граничило с шоком, от которого едва снова не потерял сознание. Или это от ран? Покалечило-то меня должно быть изрядно.

Кое-как справившись с дурнотой, открыл глаза, подсознательно готовясь увидеть больничную палату.

Как бы не так! Я лежал на кровати в какой-то незнакомой комнате. Помещение выглядело странным донельзя. Окна отсутствовали как класс. Лампы тоже. Казалось, что свет испускал сам потолок. Неяркий такой, приглушенный, но, несомненно, электрический. Стены и пол были обиты чуть ли не листами металла, стали там или еще чего. Хотя может это пластик такой – под металл. Швы сочленений с заклепками виднелись довольно отчетливо. И все явно не новое – с потеками, пятнами ржавчины и царапинами. В общем, грубоватый дизайн – не для жилого помещения, и уж тем более не для больницы, где я, по идее, должен был очнуться, раз уж довелось чудом выжить в том огненно-гвоздяном кошмаре.

Кроме кровати мебели никакой нет, разве что потайные шкафы запрятаны в стенных панелях. Входная дверь закрыта. Выглядит прочной, будто сейфовой. Естественно, тоже металлическая на вид.

В помещении кроме меня никого.

Больше ничего путного сходу заметить не удалось. Все это я охватил одним взглядом, и картинка, как обычно, отпечаталась в памяти с фотографической точностью.

Вновь раздался знакомый уже мужской голос:

– Ну, наконец-то! Включился, Сорок Шестой. Молоток! Не подвел.

Я искренне разделял его радость. Настоящее чудо – выжить после такого взрыва.

Человек, наверняка, врач. Или, судя по молодому голосу, интерн. Странно только, почему мы с ним общаемся на расстоянии. Разве он не должен сейчас суетиться рядом с постелью больного, подключать всякие там капельницы и датчики?

А как там незнакомка? Жива? Надеюсь, да, ведь все летящие в нас гвозди я принял на себя. Или не все?

Попытался спросить, но голосовые связки не послушались, и тела своего я тоже не ощутил. Парализован?! При взрыве повредил себе позвоночник?!

Только не это!!!

В панике выпучил глаза и захрипел, пытаясь выдавить хоть звук.

– Э, Сорок Шестой, ты полегче, – недовольно заговорил невидимый врач. – Настройки себе сорвешь. Да успокойся, ты. Сейчас кое-что подрегулирую, и будешь ходить и говорить.