Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении [Рассвет философии Нового времени]

…у многих схоластов, располагающих большим количеством свободного времени, наделенных острым умом, но очень мало читавших… образование было ограничено сочинениями небольшого числа авторов, главным образом Аристотеля, их повелителя, а сами они всю жизнь проводили в монастырских кельях… Почти ничего не зная в области естественной и гражданской истории, они из небольшого количества материи, но с помощью величайшей активности духа, служившего им своего рода ткацким челноком, соткали свою знаменитую, потребовавшую колоссального труда ткань, которую мы находим в их книгах… Ткань науки, удивительную по тонкости нити и громадности затраченного труда, но ткань эта абсолютно ненужная и бесполезная [5] Там же. .

Для Томаса Гоббса (1588–1679), бывшего некоторое время помощником Бэкона, средневековый стиль философии, все еще имевший чрезмерное влияние в университетах, был частью «Царства Тьмы». По-прежнему процветали в этом метафорическом царстве суеверие и нетерпимость. И теперь стояла задача вырваться из него.

Как получилось, что некоторые люди XVII столетия были готовы с подозрением коситься на древних, на авторитет Церкви и на средневековые науку с философией, обсуждается в работе «The Dream of Reason: A History of Philosophy from the Greeks to the Renaissance» («Мечта о разуме: история философии от древних греков до Возрождения»), настоящая книга является ее продолжением. Обновленное издание «The Dream of Reason» публикуется одновременно с этой книгой. В будущем томе мы снова примемся за историю философии, начиная с Иммануила Канта, чья самая влиятельная работа была опубликована в 1781 г., спустя три года после смерти Вольтера и Руссо. С ним началась новая эпоха в этой области знаний.

Любые книги по истории философии не исчерпывающи — некоторые предложения дополнительной литературы о XVII и XVIII столетиях можно найти в конце настоящей книги.

Декарт (1596−1650) был весьма сведущ в науках, но нам он более известен стремлением к сомнению, нежели достигнутыми знаниями. «Как могу я быть уверен, что не сплю?» — спрашивал он. «Как могу я быть уверен, что какой-нибудь лукавый демон не дурачит меня?» Изречение Фрэнсиса Бэкона гласит, что, «если кто-нибудь отправляется от установленных положений, он приходит под конец к сомнению, если же начинает с сомнений и терпеливо справляется с ними, через какое-то время приходит к правильному выводу» [1] Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук. С. 119. . В духе этого высказывания Декарт приглашал читателей разделить с ним холодную ванну скептицизма, которую сам он находил необыкновенно бодрящей:

Но так как в это время я желал заняться исключительно изысканием истины, то считал, что должен… отбросить как безусловно ложное все, в чем мог вообразить малейший повод к сомнению… Таким образом, так как чувства нас иногда обманывают, я допустил, что нет ни одной вещи, которая была бы такова, какой она нам представляется; и поскольку есть люди, которые ошибаются… то я, считая и себя способным ошибаться не менее других, отбросил как ложные все доводы, которые прежде принимал за доказательства. Наконец, принимая во внимание, что любое представление, которое мы имеем в бодрствующем состоянии, может явиться нам и во сне, не будучи действительностью, я решился представить себе, что все, когда-либо приходившее мне на ум, не более истинно, чем видения моих снов [2] Декарт Р. Рассуждение о методе. Диоптрика. Метеоры. Геометрия. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1953. С. 32−33. .

Однако вскоре Декарт нашел то, что не могло быть иллюзией, — то, в чем он мог не сомневаться, независимо от того, спал или бодрствовал. Он открыл свое первое неоспоримое положение: