Александр Варго - Медиум

Шершавый кол забили в горло. Вадим начал подниматься.

– Сожалею, но мы вынуждены задержать вас, а также вашего…

Фельдман ловко выпрыгнул из-за стола – вместе со стулом. Толчок, и стул полетел навстречу блюстителю порядка, вознамерившемуся захлопнуть на нем наручники. Полицейский запнулся, треснулся об опрокинутый стул. Идущий к Вадиму сменил направление, Вадим машинально выставил ногу…

Это был театр абсурда. С воплем:

– Прошу прощения, Полина Юрьевна… – Фельдман схватил со стола нож, в следующее мгновение в его объятиях оказалась хозяйка дома, которая тоже ничего не поняла и не сопротивлялась. Пыталась что-то ойкнуть, но лезвие ножа коснулось судорожно дрожащего горлышка.

– Всем стоять! – грозно рыкнул Фельдман.

Полиция впала в летаргию. Нахмурился инспектор Шмуллер, у лейтенанта Мольтке сделалась такая физиономия, словно он проглотил ежа. Полина Юрьевна слабо дернула ручонками, покорно вздохнула.

– Стоим, глазки строим? – гаркнул Фельдман, поворачиваясь к Вадиму, – Соображалку отключил? Живо на лестницу!

Мозги действительно не хотели включаться. Страх продирал до косточек. Уже маячила перед глазами тюремная решетка, пожизненный срок в немецкой тюрьме, свирепый конвой, допросы в гестапо… Он пятился по лестнице, цепляясь пятками за ступени, страшно боялся показать противнику спину. Безответственный демарш Фельдмана просто потрясал. Но Фельдман не испытывал моральных неудобств. Он что-то бормотал на ухо Полине Юрьевне, держал ее, в общем-то, деликатно, хотя и твердо, сжимал нож. Женщина покорно висела у него на руках. Холл отдалялся, таял в сумрачной дымке. Таяли люди. Клара Леопольдовна, потерявшая от страха способность передвигаться, бледный Хольгер, Александр, привставший над столом с маслянисто блестящими глазами, физиономия перекосилась в кривой ухмылке – все происходящее, похоже, доставляло ему громадное удовольствие. Таяла полиция – самонадеянный Шмуллер, охваченный столбовой болезнью, младшие чины… Мольтке выбрался из ступора, потянулся под пиджак, блеснула рукоятка.

– Не двигаться! – возопил Фельдман, – Я ее зарежу! – он повернул голову, глаза его пылали. Он зашипел, – Вадим, живо дуй в нашу комнату, хватай вещи, документы, жди в коридоре. Помни, ты должен показать хороший результат…

Вадим помчался в комнату. Ветер свистел в ушах, картинка прыгала перед глазами. Сумки они практически не распаковывали, он сдернул со стула трико (то ли свое, то ли приятеля), затолкал в объемистый баул, бегло осмотрел комнату – ничего не оставили? Когда он выбежал в коридор, возмездие еще не свершилось. Фельдман с хозяйкой неторопливо смещались по коридору – практически в ногу. Женщина тяжело дышала. Не выдержит, – мелькнула мысль, – Помрет неестественной смертью… Он машинально обернулся. Пустой коридор. Приятелю не откажешь в умении оперативно мыслить: другой лестницы нет, обойти невозможно, коридор выходит на балюстраду, с которой отсутствует спуск на первый этаж. Плохо в плане пожарной безопасности, но в трудный час – сущая панацея. А дальше?

– Утомленный ты наш, – пробормотал Фельдман, подтаскивая старуху, – Мысли трудные выдались? Да не стой, как истукан, – разозлился он, – Входи, не стесняйся, – он показал подбородком на дверь хозяйской спальни.

Там же западня, – мелькнула мысль. Но времени не было. Полиция наводнила коридор. В авангарде крался вооруженный Мольтке. Как на верную смерть – глаза и рот широко распахнуты, палец дрожал на спусковом крючке. За Мольтке – остальное войско, явно не испытывающее желания проявлять чудеса героизма. Он распахнул дверь, запнулся о порожек, влетел в спальню, повалился, не сохранив равновесия, на сумку приятеля.

– Сумка безопасности, – пошутил Павел, переваливая старуху через порог. Отпустил ее, захлопнул дверь, провернул задвижку, критически оценил запор.

– А ну-ка, помоги, лентяй… – полиция уже топала по коридору, тряслась дверь, когда они повалили платяной шкаф, перегородив проем…

– Вы же нас простите, Полина Юрьевна? – вкрадчиво осведомился Павел, – Недоразумение с нашим поведением благополучно разрешится, а вас уже не станут волновать такие пустяки, как ссадины на шкафах, оторванные крючки…

– Минуточку, – похолодел Вадим, – Что-то я не понял.

– Есть такой коктейль, – нервно хохотнул Павел, – Так и называется: «Не понял». Берется пустой стакан… Всё.

– Да подожди, – отмахнулся Вадим, – Мысль о причастности Полины Юрьевны к преступлению, конечно, оригинальна, но, по-моему, отдает чем-то бредовым, нет?