dww - Что за Проспектом Мира

- Перебежчик?

Ну, теперь в Ганзе начинается то же самое!

- Да. Хочу домой в демократию. – Он вспомнил слово, сказанное Георгием Ивановичем по другому поводу. На его счастье, дежурил тот же самый человек, мимо которого он проходил еще совсем недавно, а свитер у Ершика был приметным, пропустили за несколько патронов, и посоветовали больше без нужных бумаг границ не пересекать.

Трамвай набирал пассажиров, у него еще было немного времени, чтобы побродить по Комсомольской, задрав голову. В середине платформы на одной из мозаик был изображен не былинный витязь и не красноармеец с винтовкой, а просто лысый мужик в пиджаке, его портрет не раз попадался на глаза на «красной» линии, и почему-то центральный комитет, не дававший покоя Ершику своим незримым повсеместным присутствием, был каким-то образом связан с этим человеком. Уже забираясь на скамью, он спросил у соседа:

- А кто там на потолке?

- Ленин.

- Точно! А я-то думал, почему лицо знакомое!

Сосед отодвинулся от него подальше, на всякий случай... А Ершик с удовольствием подставлял лицо встречному ветру, думал о Майе и пытался вообразить, как выглядит сынишка Старого, которому он должен привезти книгу. Отец будет читать ее сыну перед сном, как его собственный папа читал книги ему самому. И объяснять, что такое Англия, остров и корабль...

- На Проспекте Мира выходит кто? – Не услышав ответа, водитель лишь слегка притормозил у станции, Ершик сполз под скамью: ему не показалось, он точно видел на платформе маму. Хотелось крикнуть: остановите. Но, если решил сначала добраться до Пушкинской, значит так надо, мужчина он или нет? Особист говорил, что многие в четырнадцать лет уже носят оружие, а он книгу донести не может? С мамой-то все в порядке, это даже хорошо, что он ее увидел, она подождет. С такими мыслями даже заброшенная, но кажется, не пустующая, недостроенная станция, мимо которой они проезжали, не вызвала у него интереса.

Новослободская и Менделеевская были, по слухам, похожим на Библиотеку научным центром метро, бывший историко-архивный институт, Станкин и институт инженеров транспорта образовали здесь еще один, как говорили, широкий круг специалистов из разных областей, Ершик очень надеялся на эти станции в смысле торговли книгами, хоть и учебников на этот раз у него в сумке не было. Неужели никого не заинтересует печатное слово? Первое впечатление от Новослободской было – она вся круглая. В стенах виднелись какие-то круглые ниши, по нескольким уцелевшим стеклышкам можно догадаться, что здесь были картинки, как на Комсомольской, но хрупкий материал раскрошился со временем. И, когда Ершик разглядывал витраж, мысленно стараясь заполнить выпавшие фрагменты рисунка, кто-то дернул его за сумку. Вот ворюга! А сам-то хорош, открыл варежку, картинками любуется. Он успел удержать сумку за ремень, вор оказался сильнее, протащил его несколько метров по платформе, но все-таки бросил, бегать с таким дополнительным грузом на руке – неминуемо попасться, Ершик отряхнул штаны, заметил пару новых потертостей, но до дырок им было еще далеко. Нет уж, он хотел бы избавиться от книг, получив их стоимость в звенящих патронах, а не отдавать кому попало, да еще и вместе с сумкой. Вот тебе и рассадник знаний, только оглядывайся! Университеты-то тут давно были... Теперь Ганза.

Две книги он успел продать в переходе, остальные купил местный оптовик, цена была пониже, чем сам Ершик выручил бы в розницу, но просьба продать больше напоминала приказ: делай, что тебе говорят, а то хуже будет. Спорить с местными он мог бы разве что, выглядывая из-за спины Старого, но двухметрового приятеля теперь рядом не было, а на собственные силы Ершик не рассчитывал. Да и цену предложили неплохую по меркам Проспекта Мира–радиального. Невостребованной оставалась последняя книга: сказки Андерсена... Совершенно непонятно, почему.

На пассажирское сидение Ершик забирался с трудом, вокруг его пояса были обернуты уже четыре мешочка с патронами, укладывая их дома в сумку, он даже и подумать не мог, что пригодятся, обычно он заполнял не больше одного и еще немного позвякивало в другом, а тут даже в сумку пришлось отсыпать.

- В банк везешь? - На противоположном сидении расположился мужчина с небольшой сумкой в руках, а ремешок сумки был крепко намотан на руку. – Здесь везде воров полно, по всему центру. На окраинах никто крошки чужой не возьмет, а здесь... Видно, воруют, когда есть что.

Или есть кому... Далеко не всем придет в голову мысль взять чужое, даже если оно просто валяется на полу, вон Георгий Иванович к чужой сумке боялся прикасаться только потому, что она чужая. А уж чтоб открыть да взять что-нибудь! Не в центре дело, в чем-то другом. Хоть мужчина не произвел приятного впечатления, но слово «банк» заинтересовало.