И. Рацкий - Проблема трагикомедии и последние пьесы Шекспира

У Бомонта и Флетчера зритель находится на одном уровне с героями, у Шекспира - на одном уровне с драматургом. Шекспир создает то отчуждение, ту дистанцию между действующими лицами и аудиторией, которой не существует у Бомонта и Флетчера. Что же происходит в итоге?

Во-первых, поскольку герой данного типа драмы - с ее сложными перипетиями, запутанными ситуациями, необычными происшествиями, хитрым переплетением судеб и случайностей - не способен понять “событий поразительную связь”, то не в состоянии сделать это и зритель Бомонта и Флетчера, который находится в равном положении с действующими лицами. Драматурги об этом и не заботятся: они, как сказано, сами не видят общих жизненных закономерностей и не очень ими интересуются.

Шекспир позволяет своему зрителю охватить все действие в целом, обозреть его с высоты, недоступной герою. Драматург обнаруживает скрытую от персонажей механику происходящего и тем намекает на то, что жизнь - не просто хаотичное сплетение обстоятельств, какой она представляется героям, что какие-то основы, пусть не очень прочные, какие-то законы, пусть не очень ясные, в ней все-таки существуют. И драматург дает возможность зрителю над всем этим задуматься. Ибо его зритель не сосредоточен, как у Бомонта и Флетчера, исключительно на сюрпризах и неожиданностях, на одном только желании узнать, что будет дальше. Хотя Шекспир также не пренебрегает эффектными и волнующими ситуациями, он умеряет их остроту и вместе с тем любопытство публики, поощряя ее любознательность. Он побуждает зрителя обратить внимание не только на интригу, но и на проблемы, которые ставит в своих произведениях. Аудитория шекспировских трагикомедий не горит нетерпением узнать, жива ли Марина, - знает, что жива. Не боится, убьет или не убьет Пизанио Имогену, - знает, что не убьет. Но зато она может внимательно следить за самими переживаниями Перикла во время его встречи с Мариной, за чувствами оскорбленной Имогены, не беспокоясь, останется ли та в живых; у нее есть время поразмыслить над общим ходом событий, изображаемых в пьесе, над тем, что думают и чувствуют герои, как себя ведут.

Драматург как бы подтягивает зрителя до себя, приобщает его к собственной позиции - этической, социальной, философской, житейской.

В свете этой позиции большую, чем у Бомонта и Флетчера, определенность приобретают и герои. “Протеевская изменчивость характера”, как определяют исследователи способность героев Бомонта и Флетчера к самым непредвиденным поступкам, свойственна, как мы видели, сравнительно небольшому числу шекспировских действующих лиц. Но и в отношении этих персонажей Шекспир, приподнимая над ними зрителя, дает ему гораздо большие возможности для четкой нравственной оценки, чем Бомонт и Флетчер в отношении большинства своих действующих лиц, ибо эти драматурги заставляют зрителя попеременно солидаризоваться с разными героями и различными их настроениями и оставляют публику, не знающую до самого конца причин поведения персонажей, в недоумении, что же хорошо и что плохо в их поступках и в жизни вообще. Шекспир придерживается твердых нравственных принципов - моральные критерии Бомонта и Флетчера более расплывчаты и относительны. Шекспир опирается на гуманистические идеалы, ищет поддержки и в народной морали - не случайно, как мы видели, в его последних пьесах столько фольклорных мотивов. (Заметим, кстати, что оригинальность сюжетов Бомонта и Флетчера - для большинства их пьес источники не найдены - не только свидетельство иного творческого склада драматургов, чем у Шекспира, и их способности самостоятельно придумывать интригу, но в данном случае способствует их аристократизму и обособленности от предшествующей, в первую очередь фольклорной, традиции.) Бомонт и Флетчер к идеалам относятся скорее как к бесполезному наследству - идеальность их героев существует часто только для того, чтобы создать видимость драматического конфликта, драматурги не очень-то верят в возможность и необходимость идеального начала и мало пекутся о том, чтобы в это поверил зритель. Когда отступает от идеала герой Бомонта и Флетчера, то отсутствие расстояния между героем и зрителем уравнивает их отношение к идеалу: зрителя приглашают считать это отступление таким же несущественным, каким считает его герой, и в конечном итоге обесценивается сам идеал. Когда же нарушает этическую норму герой Шекспира, то отдаление, созданное драматургом между героем и зрителем, помогает зрителю оценить поведение героя с позиций нарушенной нормы и не вызывает никакого сомнения в ценности самого нравственного принципа.