Феликс Максимов - Духов день

Еще краска не просохла на манерных китайских купальнях, что на островках ивовых хоронились, а уже готовили для хозяйки грядущей фейерверки и театральные представления.

Ждали грозную матушку. И дождались.

Приехала, огляделась. Всем хорош новый дом, многостекольный, обильный, богатством ломится, а жизни нет. Как трубы ни трубили, как ни кричали виваты, как ни пели кантаты, а не заглушить было печального клича белой кукушечки Яны, да сухого костного щелканья перечных стручков.

И ногой не ступила разумница- Екатерина на черную грязь.

Отвернулась. Махнула рукавом:

- Все, что построено, снести. Каприз у меня такой. Исполнить сей момент.

И не переночевала даже, укутала по старушечьи плечи в мех, велела ехать прочь. Нечего тут околачиваться - порченый ночлег.

Пугало безглазьем здание, будто красный кирпичный катафалк с монашескими свечами-колоннами по бокам. Заросло, насупилось, испоганилось дворцовое нутро. Поросли камни девичьим виноградом, вьюнком и шиповником. Блестело на солнце битое стекло. Ящерки порскали по каменным ступеням сухих каскадов.

Страшны дома людьми оставленные, пуще их страшны недостроенные, нерожденки.

Остались от императрицыной мудрой придури пять зеркальных прудов: Ореховский, Лазаревский, Верхний Хохловский, Шапиловский и Царевоборисовский. Ходили в заиленных глубинах аршинные щуки, голубые карпы и острорылые осетры с золотыми серьгами в щековинах. В затонах любовно цвели кувшинки и малые лилейки. Стерегли лодочные бухты телорез и рогоз. А по ивовым берегам, насколько хватало глаза ощетинились чащобой фруктовые сады с оранжереями, откуда везли на Москву редкие яблоки, сливы, померанцы, и прочий райский товар к барскому столу.

Туда и направил прекрасного всадника карлик по имени Царствие Небесное.

Так запутана была садовая крепь, что с непривычки и заблудиться можно было средь солнечных пятен и дурмана раннего цветения - белыми волнами подпевали ветру цветущие ветви в крылатом целомудрии своем - голова кружилась у всадника.

Кавалер, путал яблонный цвет с облаками, смеялся, болтал с карликом невпопад, будто пьяный, и вправду, ударил хмель в голову. Белая лошадь, белый свирельный цвет, рубаха белая, рукава - притворы владимирской северной церкви, пречистая белизна в дальнозорких глазах, как на крестинах.

- Скоро доедем? - спрашивал Кавалер, а про себя молился, чтобы не скоро...

Царствие Небесное устал стоять, почесал горб, присел на круп, с одной стороны, как паяц с райка, свесил ноги в тупоносых башмаках, кивнул, заметив знакомую излуку самого потайного царицынского пруда, куда лишние люди не наведывались. Вынул из-за ленты на тулье треуголки длинную голландскую трубочку - без табака погрыз холодный чубук.

- Уже на месте, сынок. Гляди в оба.

Андалузский конь почуял жилье, заплясал, бочкОм, как стригунок на первом выгоне.

Поскакал, дурашливо задрав хвост на берег, покрытый большим лесом.

Распахнулся перед гостем, как на ладони, птичий базар - фазаньи клетки под плакучими ивами, прудок, оканчивающийся плотиной. Плавали и гоготали на пруду лебеди, черные гуси, пеликаны, юркие нырки- воды не видать было от пернатой толчеи.

Журавли и цапли в зарослях раскланивались, как вельможи, павлины с павами в особой загородке прохаживались с криком.

А за птичьими угодьями купалась под садовым солнцем крохотная деревенька, как во сне - все домики ладные обновки

ставни резные, заборы низенькие, ворота - разве отрок, не пригнувшись. пройдет, даже церковь и та низехонька, куполки синие со звездами. У привратных столбов улыбались вырезанные из дерева кудрявые львы и такое диковинное зверье, которому и названия нет - то щучий хвост, то бараний рог, то глаз лукавый, то хребет рысий, то перо золотое, то крученый хвост с раздвоенной кисточкой. Улочки меж домами метены были дочиста, трубы дымили, несло печеным хлебом. Белые козы без привязи били рога в рога у ближнего дома. С

С брехом преследовали белого Первенца дворняги. И народ во дворах мелькал не простой. А все, как Царствие Небесное - карлики. Девки махонькие с пустыми ведерками трусили к колодцу, только ножки босые мелькали под юбчонками, два корешка - братья с виду, пилили на козлах бревнышко, три горбуна волокли тележку с птичьим кормом на рабочие дворы. Увидев Царствие Небесное, сняли шапки, поклонились, тот им ответил, переглянулись, покосились на большого человека без приязни.

Пред воротами богатого дома - пятистенка у самой плотины Царствие Небесное сказал коня осадить. Сам дом - чуть больше хуторной баньки, а все как надо - и крылечки и конек и окошки с дорогим стеклом.