Феликс Максимов - Духов день

- Да пошел ты!

- Как знаешь.... - Здухач от души чихнул, да "Будь здоров" не дождался.

- Ты зачем девке голову морочишь, пустобрех?

- Не впустую. Я все могу... Знал бы ты, из каких я буду, не так бы запел.

- На обидчивых воду возят, - нехотя сказал Здухач, сорвал дикий колосок, зажал меж пальцами метелку и быстро спросил - Петух или курица?

- Ну, петух.

Здухач сорвал головку с колоска, глянул - хохолка нету, и языком цокнул:

- Шалишь. Курица. Не тебе, недорослю, с фартовой бабой крутить. Здесь мужик нужен, а не пащенок. Богородичка подневольная, что скажут, то и сделает. А чуть, что не так - пожалуй под нож.

- Что ж у вас тут, не лебединое гнездо, а живодерня?

- Одно другому не мешает. Лучше один раз увидеть.

Вернулись на пасеку хитрым путем.

Прошли дровяной сарай, конюшни и каретник.

У сенного будто бы сруба, Марко Здухач остановился, из дверцы выскользнули, шушукаясь, как серые мыши, девки с ведрами мыльной воды, канули за угол.

Марко показал глазами на дверь.

- Это здесь. Проходи, коль не боишься.

- Чего бояться?

- Всегда есть чего.

Марко Здухач отворил покосившуюся филенчатую дверь и первым впустил Кавалера в душное логово.

Вонь шла истошная от обмылков, сырой супеси, мочи и курного ладана в ступках.

На столе под сереньким покровцем вытянулась покойница..

Марко снял покровец, мертвячка еще не закостенела - повернул послушливо, синюшно лицо, белки вылезли, губы, как петушьи гребехи.

Шея распухшая ощерилась петельным следом.

Кавалер спиной к стене припал, дышал ртом.

Марко поцеловал Арину в лоб, шепнул: "спи, любенька, не ходи рядом", потянул за кольцо погребную дверцу в полу.

Спустились по лестнице вниз, Здухач впереди шел, свечой от образа указывал, куда ступать, объяснил:

- Зимой пилим глыбы на пруду и складываем в ледник. Сало, рыба, ягоды по месяцам не лежат. Молоко морозим в мисках, кругами. Пельмеши - колдунцы.

Рваный свет метался по погребу, как ни прикрывал Марко свечу ладонью. Висели на крючьях в инее свиньи и бараньи полутуши, гуси битые с пупырками на горловом лоскуте.

Додумались Лебеди Селивановы под ледащей избенкой целую преисподнюю выкопать.

Холодом потели ледовые глыбы.

На пятой от лестницы глыбе, протянулось тело, лишь лоно и грудь кое как прикрыты мешками.

- Убоину тоже лёд исправно от гнили держит.

Марко свечу в головах поставил, чтоб видеть.

- Это Андрей, старший брат Арины. Твой ровесник. У Андрея батька прошлой весной помер от удара, богатый человек, церкви строил. Мать померла еще раньше, детей осиротила младенцами, как отец убрался, оба остались без родни. Соседи - жадобы набежали, наследство разорить норовили. Всякие жилды и криворушники полезли нашептывать. А Бог Кондрат тут как тут. Расшугал мелочь, окрутил Андрея и на пасеку привел Вспомни, обещал тебе Кондрат коня пегонька?

- Да, - сглотнув, ответил Кавалер.

Марко сдернул холстину, показал мороженую язвищу в межножье мертвеца. Сплошная мешанка с коркой, а из середки гвоздь торчит, чтобы дыра для малой нужды не зарастала.

- Вот он, пегий конь. Первое убеление. Во имя Отца. Садят в корыто, велят ноги раздвинуть, и мошонку долой! Второе убеление - конь гнед, а шерсти нет. Уд иссекают под корень. Во имя Сына. А про белого коня? - не унимался Марко - про ключи райские говорил тебе?

- Да... Закрой! - крикнул Кавалер. "Крой- крой - крой!" мерно и гулко передразнило погребное эхо и онемело.

Марко снял последнюю мешковину, приблизил свечу к свежатине.

- Последнее убеление. Во имя Духа Святого. Мужчинам, как и женщинам, иссекают сосцы. Не усидел Андрей на "белом коне". Истек кровью. Тут и положили. По скопческому обычаю мужика на седьмой день хоронят, по числу Творения. Не дождалась Арина похорон. Самовольно вслед за братом побежала.

- Неужто по доброй воле... Оскопился?

- Добрую волю я саморучно варю, хоть упейся. Значит, берешь олень-корень и болиголов-дурман две доли. Бешенницу или волчью ягоду, для сонной одури, одну долю. Толику паслена черного, и еще такую травку, у рыбаков спроси, - куклеванец, ей рыбу травят в омутах. Рыбка от куклеванца становится бешенкой, верхоплавкой. Замесишь в мед с вином, разбавишь теплой водицей и водкой. Настоишь в тени. Готов лебяжий мед. Ну там еще пара-тройка хитростей на кончике ножа, тебе знать незачем. Кого напоишь - будет твой навеки. Чем больше пьет натощак, тем послушней. Сначала щедро поят, а как привыкнет - наотрез отказывают. Привычка крепкая, пуще голода, бывает пясти себе грызут опойцы, корчит их, к исходу недели мать родную на мясо продадут за глоток.