Саймон Лелич - Разрыв

— Тебе же идти пора, Дэвид.

— А? О черт. Чертчертчерт. — Дэвид развернулся и выскочил из комнаты. Люсия услышала, как он снимает туфли с обувной стойки в прихожей. Впрочем, миг спустя, он снова появился в двери. И ни следа улыбки на его лице уже не было.

— Господи-Боже, Люсия. Ты случаем не… Ну, то есть, не…

На этот раз Люсия рассмеялась искренне.

— Сколько времени-то прошло, а, Дэвид? Шесть месяцев? Семь? Не думаю, что даже твоя футболка позволила бы мне скрывать это до самого утра.

Дэвид закрыл глаза. Вздохнул. Открыл снова.

— Слава богу, — сказал он. — Прости, но… Слава богу.

Люсия постучала себя пальцем по запястью.

— Верно, — сказал Дэвид и снова исчез. А после крикнул ей из прихожей: — Так в чем же дело, Лулу? Ты приходишь в мою квартиру посреди ночи…

— Была половина десятого, Дэвид.

— …посреди ночи, после шести месяцев, в которые и разговаривать со мной практически не желала. Съедаешь три кусочка омлета, который я для тебя приготовил и заваливаешься спать на мою кушетку. Если ты не беременна, почему пришла сюда? — Он снова появился в проеме двери. — Тебе нужны деньги? Так что ли?

— Нет! Господи, нет.

— Я к тому, что мне это труда не составит. Я же знаю, тебе туго приходится: квартира, никто не помогает. Я так понимаю, платят тебе не очень много.

— С квартирой все в порядке, — сказала Люсия. — С деньгами тоже.

И тут же сообразила, что это «в порядке» может теперь продержаться не долго.

— Просто я подумала… не знаю. Что мы могли бы позавтракать вместе или еще что.

Возившийся с галстуком Дэвид поднял на нее взгляд:

— Позавтракать?

Люсия кивнула:

— Позавтракать. Вдвоем.

И мгновенно поняла, как это может быть понято.

— Я хотела сказать, ты и я. Не вдвоем, каждый сам по себе. Не мы . — Она закрыла глаза, помахала ладонью. — Просто позавтракать. У тебя найдется время?

— Для завтрака?

— Да.

— И нас будет только двое?

Люсия вздохнула:

— Да, только я и ты.

Дэвид закивал.

— Ладно. Конечно. Найдется. Как насчет «Киулло»? Знаешь, на Чатерхаус-стрит?

— Найду. В час?

— В час, — эхом отозвался Дэвид. Он шагнул в сторону, потом снова появился в проеме. — Но ты уверена, что не беременна?

— Я не беременна, Дэвид. Вот те крест.

— И насчет поцелуя тоже уверена? Я бы тебя только в щечку чмокнул.

— Обойдемся без этого, — сказала Люсия.

Квартира не изменилась. Те же белые стены, тот же зеленый ковер. И мебель та же, стоит по тем же местам, у тех же стен, и выглядит лишь самую малость более обшарпанной, чем прежде. Даже Джейн Фонда, и та все еще была ее обитательницей, результатом компромисса, которого Дэвид и Люсия достигли в самом начале их сожительства и о котором Люсия жалела на всем его протяжении: она получила право вето, относившееся к каждой стене квартиры, а Дэвид — возможность оставить Барбареллу на каминной полке. Она же вставлена в рамку, говорил Дэвид: значит это произведение искусства. Она затянута в резину и титьки одну к другой прижимает, возражала Люсия: значит это порнуха.

В общем, квартира какой была, такой и осталась, и тем не менее, все в ней казалось изменившимся. Прежде всего, другими стали запахи. В ванной, к примеру, пахло чистящими средствами, совершенно как в общественном туалете; в кухне — пролитым молоком — вытертым, но не дочиста. В гостиной появился новый телевизор. Большой — поставь его плашмя торцом к стене, за ним обедать можно будет. И колонки. Едва ли не десятки колонок, подвешенных на самой разной высоте и повернутых под самыми разными углами. Не так чтобы очень большие, они нависали над головой, точно видеокамеры в лифте. В пустоты, возникшие после исчезновения книг Люсии, поналезли пластиковые коробки с DVD, CD и видеоиграми. И бутылки с выпивкой — польской водкой, американским бурбоном, чем-то желтым, итальянским, — расставленные в орнаментальном порядке. А углы гостиной были обжиты кактусами. Кактус — растение мужское, давным-давно решила для себя Люсия: ухода большого не требует, зато всегда есть чем перед гостями похвастаться.

Примерно такое же ощущение возникает, подумала Люсия, когда вдруг находишь свитерок, который когда-то любила — натягиваешь его, а он и тесноват, и попахивает затхло и цвет тебе не к лицу. Собираясь покинуть квартиру, она испытывала облегчение. Облегчение же испытывала Люсия и от того, что свидание с Дэвидом не привело к рецидиву давних чувств, которого она так боялась. Она любила его, потом какое-то время ненавидела, однако за время, минувшее со дня их последней встречи, чувства, которые она к нему питала, похоже, утвердились — незаметным для нее образом — где-то посередке между этими крайностями. Они еще оставались переменчивыми, предательскими. Если бы Дэвид, к примеру, настоял на прощальном поцелуе, она не смогла бы ему отказать. Некий вероломный рефлекс мог даже подтолкнуть ее губы поближе к его губам. Но он ее не поцеловал. Сказал себе, что она ему не позволит. И это походило на прогресс. Не на победу, куда уж там, но все-таки на прогресс.