— Нам, в войсках ГПУ, такая штука очень бы пригодилась, — поддержал его невысокий, но крепко сбитый командир, сидевший за одним столом с уже знакомым мне Николаем. — В скоротечных стычках с бандитами возможность задавить противника, ведя огонь очередями, была бы очень не лишней. Пулемет же каждому бойцу не вручишь, а пистолет-пулемет получается, практически, не тяжелее карабина.
— Вот и верно говорят, — запальчиво заявил первый из спорщиков, — что пистолет-пулемет – это полицейское оружие. Не даром в Германии им шуцманов вооружают!
— Ты нас с буржуазной полицией не равняй! — взвился гэпэушник.
— Эй, петухи! А ну, цыц! — прикрикнул на не в меру разошедшихся ораторов глава комиссии. — Вы мне тут еще на кулачках сойдитесь, архаровцы! Анархию тут развели, мать вашу… — он осекся и умолк, не забыв продемонстрировать спорщикам внушительных размеров кулак.
Все на некоторое время затихли, но потом от одного из столиков стал доноситься до меня гул голосов, сначала негромкий, потом все нарастающий и нарастающий. Там беседу вел все тот же коренастый гэпэушник, который только что обижался за сравнение с полицией:
— …Нет, ребятки, главного вы в рейхсвере не углядели. Впрочем, вам этого, конечно, и не показывали. Тут не в порядке и дисциплине только дело. И не в казармах добротных. Главное в том, как они подготовку у себя поставили. Армию-то им сократили, вот они из своего рейхсвера стараются сделать кадровый костяк для развертывания большой армии на случай войны. Они своего бойца гоняют и в хвост и в гриву, да так, что у них каждый рядовой может за унтера командовать, а каждый унтер готов офицером стать. Вот так вот! — И чекист с чувством превосходства оглядел собравшихся вокруг него командиров.
— Коли уж начал говорить, так сказывай до конца, — ответил ему некто полноватый, с чуть волнистыми, зачесанными назад волосами, коротенькими усиками и круглыми очками в металлической оправе. Чем-то – может быть, аккуратно повязанным галстуком и непринужденной манерой носить штатский костюм, — он был схож с Леонидом Карловичем. — Ты, видимо, полагаешь, что нам, в РККА, нужно перенять такую же методу подготовки, как у немцев?
— Именно! — не стал отрицать гэпэушник.
— А ты подумал, сколько патронов они сжигают при их способе обучения? И кто нам такую прорву патронов выделит? Ты полигоны рейхсверовские видел? С нашими не сравнить, да и нет их у нас почти. А ты подумал, как из неграмотного, ну, в лучшем случае, полуграмотного крестьянского парня подготовить хотя бы пулеметчика? Я уж не говорю – младшего командира из него сделать! Сколько его надо учить, чтобы он не то, что сумел с компасом и картой обращаться, а хотя бы понял, что это такое? — полноватый с досадой махнул рукой.
Чекист молчал, не находя сразу слов для возражений.
Напряженную неловкость разрядил Доннер. Он встал со своего места и подошел к сиротливо приткнувшемуся у стены фортепиано. Сел на круглый табурет, откинул крышку, попробовал пальцами клавиши. Лицо его приобрело страдальческое выражение, — похоже, инструмент был расстроен, если не вовсе раздолбан по самое не могу, — но все же продолжил подбирать какую-то мелодию. Вот он взял первый аккорд, а затем начал негромким, но сильным голосом напевать. Шум в зале малость поутих, командиры стали прислушиваться, разворачиваться в сторону фортепиано…
Грешным делом, я поначалу решил, что Леонид Карлович сейчас исполнит какой-нибудь романс. Видно, стереотипы представлений о царских офицерах сказались. Но военспец запел нечто совсем иное:
"Смело, друзья! Не теряйте бодрость в неравном бою.
Родину-мать защищайте, честь и свободу свою…"
Зал совсем затих, внимая словам песни. И вот Доннер допел заключительные строфы, дважды повторив последнюю строчку:
"Если ж погибнуть придется в тюрьмах и шахтах сырых,
Дело, друзья, отзовется, на поколеньях живых!"
Леонид Карлович аккуратно опустил крышку фортепиано и чуть откинулся назад.
Зал молчал. Затем Николай, как, вероятно, самый шустрый, осмелился спросить:
— Что это?
Доннер помедлил, поднял голову, и произнес:
— Мой дед по матери еще по процессу 14-ти привлекался, в 1884 году.
— Какому процессу? — явно не понял объяснения Николай.
— Ты про "Народную волю" слышал?
— Слышал, — неуверенно произнес Николай.
— Так это был процесс народовольческой Военно-революционной организации, — пояснил военспец. Он помолчал немного, потом с какой-то затаенной горечью добавил, — Я в Красную Армию добровольцем пошел, не по мобилизации. И не за пайком. А песня эта… Ее еще во времена "Народной воли" пели.
Читать дальше