— А Сталин? — не выдерживаю и показываю свою заинтересованность. Михаил Евграфович усмехнулся:
— О, Сталин оказался хитрее всех. Начал он с полной поддержки доклада Председателя ИККИ, заявив, что Зиновьев совершенно правильно подтвердил незыблемость нашей установки – не разгромив социал-демократию идейно и политически, мы не объединим рабочий класс для дела социалистической революции. Зиновьев прав и в том, — добавил он, — что объективно политика социал-демократов может способствовать решению тех задач, которые ставит перед собой фашизм. Можно даже сказать, что социал-демократия при определенных обстоятельствах объективно играет роль левого крыла фашизма. Так можно сказать, и это было бы правильно – вот буквальная формулировка Сталина. Но вот затем… Он ловко повернул все это против Зиновьева.
Пропев тому дифирамбы, далее он легонько так, по-отечески, его пожурил. В нашей борьбе за идейное разоблачение и политический разгром социал-демократии – сказал Сталин, — есть тонкий диалектический момент, который товарищ Зиновьев, увлекшись разоблачением агентуры буржуазии в рабочем движении, как-то упустил из вида. Надо различать наше отношение к социал-демократическим партиям и их вождям, и к тем – к сожалению, пока довольно широким, — слоям рабочих, которые еще доверяют социал-демократам и идут за ними. Поэтому в нашей пропагандистской работе нельзя упоминать в какой бы то ни было форме об отождествлении социал-демократии и фашизма. Соответственно, мы не можем вставлять подобные положения и в наши официальные документы.
А затем он пояснил – почему не можем. Потому, — как он считает, — что допустив такие высказывания, мы не только не перетянем социал-демократических рабочих на свою сторону, а оскорбим их и, значит, оттолкнем от себя. Кроме того, этот тезис закроет нам путь к использованию временных соглашений с социал-демократией по отдельным тактическим вопросам. Такие соглашения, конечно, опасны, и нежелательны, но все же зарекаться от этого полностью и навсегда нельзя, если речь пойдет, например, о том, чтобы противостоять совместно натиску наиболее реакционных кругов буржуазии.
Хитер! И тезисы Зиновьева формально поддержал, и одновременно сумел выставить того не в лучшем свете.
— Но ведь не секрет, что доклад на Конгрессе Коминтерна предварительно согласуется на Политбюро? — спрашиваю я.
— Конечно! — воскликнул Михаил Евграфович. — В этом-то и есть вся соль вопроса. Похоже, что между ними собака пробежала. Большая, черная и лохматая. Я начал подозревать, что одними словесными шпильками дело не кончится. — Он покачал в воздухе пальцем, будто предостерегая кого-то.
— Так что же было дальше? — подталкиваю его к продолжению.
— Дальше? А дальше наиболее интересный поворот произошел при обсуждении организационных вопросов. По этому пункту выступил Николай Иванович Бухарин и заявил, что нельзя создавать у членов национальных коммунистических партий впечатление, что Коминтерн есть лишь подсобная организация РКП, а тем более – один из инструментов внешней политики СССР. А поскольку, — как он сказал, — невозможно подыскать такого же во всех отношениях выдающегося вождя, каким является товарищ Зиновьев, то предложил: пост Председателя ИККИ вообще упразднить, заменив Секретариатом, где будут представлены все важнейшие коммунистические партии. В самом же Секретариате упразднить пост Генерального секретаря, как это было сделано у нас в РКП. — Михаил Евграфович допил остатки компота, с сожалением посмотрел на пустой стакан, и добавил:
— Зиновьев, судя по всему, был ошарашен этим предложением. Он вскочил и громко выкрикнул с места – "Мы на Политбюро этого не согласовывали!". На что тут же последовала ехидная реплика Сталина – "Григорий Евсеевич, вы что же, хотите нас всех убедить, что по Уставу Коммунистического Интернационала Политбюро ЦК РКП есть его высший орган?". Зиновьев сел, красный, как рак. А члены Исполкома, ободренные тем, что большинство Политбюро явно намерено упразднить пост Председателя ИККИ, дружно проголосовали за это предложение, поскольку Зиновьев со своими диктаторскими замашками успел всем сильно надоесть.
Да-а, похоже, моя закладка сработала. Еще как сработала! Зиновьев лишился поста Председателя ИККИ на два года раньше, чем в моей истории, и точно так же на два года раньше место Председателя ИККИ занял Секретариат.
Что же, теперь и знаменитого "письма Зиновьева" в октябре не будет? Или будет, но называться станет иначе? Да, вот уже и не вылезешь с пророчеством… А декабрьское выступление в Таллине, закончившееся полным разгромом эстонской компартии? Ведь именно Зиновьев был главным его инициатором… Но он остается членом Исполкома ИККИ и входит во вновь образованный Секретариат. Думать надо, крепко думать!
Читать дальше