shura - Рудазов А

Джемулан посмотрел на полковника коровьим взглядом.

— Да веник там купить можно, наверное... — с сомнением произнес я.

— А вы, значить, не перенимайте всякие буржуйские замашки, товарищ Бритва! — нахмурился Щученко. — Купять они, бохатые все стали! Свое добро надо иметь! Я воть, значить, с запасцем захватил, поделюсь уж с товарищами. Только шоб потом все вернули! Под распиську выдавать буду.

И он действительно взял с нас расписки. Еще в фойе полковник плюхнул на пол пухлый портфель, который все это время волок под мышкой, и стал с невероятной скоростью доставать из него разные предметы. Оттуда поочередно появились: широкополая войлочная шляпа, термос, полотенце, полевой бинокль, аптечка, противогаз, гаечный ключ, кожаные рукавицы, бутылка водки «Столичная», мыло, пачка сигарет, еще одно мыло, ножницы, мочалка, пемза, расческа, электробритва, граненый стакан, чалма, силикатный кирпич, вьетнамская мазь «Золотая звезда», баночка липового меда, целлофановый пакет с рафинадом, банка с горчицей, упаковка растворимого кофе, засушенная на бумажном листе ромашка, пачка сливочного масла, женский купальник, резиновые тапки, щетка для одежды, брезентовые рукавицы, стетоскоп, тюбетейка, мегафон, подтаявшая шоколадка и, наконец, веники — березовый, дубовый и эвкалиптовый. Как столько добра уместилось в одном портфеле — я не знаю.

— А вы, полковник, как я погляжу, все такой же хомяк в душе... — протянул я, разглядывая это богатство.

— Вы, товарищ Бритва, мне эти поповские штучки бросьте! — строго ответил Щученко, выбирая себе веник. — Никакой души у меня нету!

— У всех есть, а у вас нет? — удивился я.

— У всех нету! Душа и всякая прочая чертовщина — это все суеверия, мракобесие и религиозьный дурман!

— Да ну? — хмыкнул я. — Может, поспорим?

— Об чем нам с вами спорить, товарищ Бритва? Я же, значить, в академии полный курс прослушал по этому, как его... научному ахтеизьму! Партия уверенно сказала, шо никаких богов, значить, нету!

— А если найду? — лениво поинтересовался я.

— И не найдете, и не старайтеся. Сколько наших советских космонавтов туда летало, и ничего, значить, не нашло.

— А, ну это аргумент, — согласился я. — Если уж космонавты не нашли, тогда конечно...

— Вот то-то же. Держите, значить, евкалиптовый веник. Вам, как инопланетному товарищу, он полезней всего будеть.

Джемулану Щученко, подумав, выдал березовый веник, а себе оставил дубовый. Уж не знаю, какими соображениями он при этом руководствовался.

Кроме того, Щученко выдал нам по шапке — мне широкополую войлочную, а Джемулану тюбетейку. Себе он оставил чалму. Опять же не могу сказать, почему полковник распределил их именно так, но явно неспроста — очень уж долго он шевелил губами и о чем-то думал.Может, прикидывал, что на ком будет лучше смотреться?

— Ну, удачно вам попариться, товарищ Бритва, — кивнул Щученко. — Идемте, товарищ Джемулян, — нам с вами туды, а товарищу Бритву вон туде.

— Куде-куде мне? — не понял я. — А чего мне с вами не пойти?

— Не рекомендую, — покачал головой Щученко. — Из-за вашей удачной маскировки, значить, могуть неправильно понять. Так шо, значить, прямая дорога вам в женское отделение.

— Я — в женское отделение?! — возмутился я. — Да вы что, охренели?! Хотя минуточку... а почему я, собственно, возмущаюсь?..

Через три часа я вышел из парной в очень хорошем настроении, задумчивый и расслабленный. Если вдуматься, кулончик мне достался очень даже неплохой...

Сандуновские бани вполне оправдали свою репутацию. Не знаю, как мужское отделение, а женское напоминало скорее роскошное спа, чем простую купальню. Жаль, что при моей физиологии сложно получить удовольствие от парения или душа Шарко, не говоря уж о солярии. Чтобы я хоть что-то почувствовал, нужна как минимум кислотная ванна.

И от массажа пришлось отказаться — не уверен, обманывает ли волшебный кулон осязание так же, как зрение и слух. Представляете — дотрагиваетесь вы вот так до симпатичной девушки... а она на ощупь жесткая, шершавая, да еще и с шипами. Так и заикой недолго остаться.

Щученко и Джемулан вышли вскоре после меня. Мой куратор слегка пошатывался и тяжело дышал. Его глаза налились кровью, а кожа стала красной, как у вареного рака. Похоже, сиды не слишком хорошо переносят пар.

Зато полковник выглядел счастливым, как в первый день отпуска. Он аж лоснился от удовольствия и довольно мурлыкал:

— Коммунисты-коммунисты, руки чисты, ноги чисты, а подмышки так душисты...