Все говорят о возможности налетов на Ташкент. Агитаторша сказала, что “Ташкент — прифронтовой город”. В домах чувствуется, что привыкшие к эвакуации уже собирают чемоданы.
Писал “Хлеб” — либретто. Получается чепуха, ибо спутан по рукам и ногам военными обстоятельствами и брехней, неизбежной во время войны.
Заказали костюм, как его вежливо назвала заведующая, тощая какая-то [нрзб.] “из нашего трико”,— это нечто вроде сатина.
Один знакомый, LLL, до того не писавший стихов, внезапно прочел мне их. Стихи плохие. Я сказал.
— Вы знаете, прежде всего ваши стихи обеспокоили меня по личной линии...
— Как так?
— До знакомства со мной вы стихов не писали. И я подумал, видимо, я произвел на вас впечатление очень глупого человека, если вы сразу, не учась, написали и принесли мне читать.
— Что вы, Всеволод Вячеславович!
— А как бы вы посмотрели на меня, если бы я написал вам рецепт от вашей болезни?
Боюсь, что после этого рассуждения он будет, уже окончатель-, но, считать меня дураком.
26. [ IX ]. Суббота.
Позвонили из Информбюро, что можно получить в “Динамо” дробь. Ну, если приду за дробью, то получу и пороху.— Кроме того, о “Хлебе” обещал принять Юсупов. Вчера милиция приклеивала регистрационные листки.
Женщина с упоением рассказывает:
— Вчера, впервые, я оказала первую помощь. Человеку отрезало трамваем ноги! Он спрыгнул с первого вагона и попал под вто-
142
рой. Вор! Узбеки не дают — пусть, говорят, подыхает. Но, я добилась и перевязала. Ах, как приятно!
Возле “Тамары Ханум” 149дурно сделалось старушке. Позвонили в “Скорую помощь”. Приехали и какая-то девка говорит: “Зачем побеспокоили "Скорую помощь" — мы мертвецов не возим”. Тут Петя дал ей по морде. Но в общем и Петя, и “какая-то девка” уехали в милицию, а старушка так и помирает, да, благо оттащили ее ближе к телефону, а телефон-то оказался в Правительственной поликлинике.
Бои за Сталинград, Моздок и Синявино.
Получил обещание на порох, дробь и пистоны. Возможно, что получу не сегодня-завтра и ружье. Во всяком случае сейчас ухожу за всем этим. Если еще, вдобавок, улажу с поездкой в предгорье, чудесно!
Вызов из Москвы — на меня и Тамару Владимировну — месяц.
Вирта обманул, конечно. Ружья не получил. Почему-то этот их приятель, который должен дать мне ружье, вызвал меня в Совнарком, и там, в приемной, на диване, сказал — “идиот!” — что “бойко” у ружья не действует. Мне так хотелось получить ружье, что я сказал: “У меня есть мастер, молодой изобретатель, он все что угодно сделает”.— “Да разве можно здешним мастерам отдавать?” — Тогда я так разозлился, что у меня голова заболела. Однако сдержался и, любезно поговорив о том, о сем, ушел и лег в постель с чудовищной головной болью.
Письмо из “Нового мира” о моем романе (три месяца спустя после получения ими романа!). В общем благожелательное,— но трусливое. Ах, боже мой, и это говно мы называем “Литературными журналами”!
Читал Роллана о Ганди 150. Иконописно, но именно так,— с верой в человеческое сердце,— и надо сейчас писать, да и читать.
К Тамаре сегодня пришла женщина — предлагает купить идею романа! Я бы сам с удовольствием продал штук десять, да никому не нужно.
Я очень опасался, что мне в “Динамо” не дадут ни пороха, ни дроби, и поэтому написал туда обширное письмо, где ссылался и на “Известия”, и на “Информбюро”, и еще на что-то. Единственный остроумный человек, встреченный мною в Ташкенте, начальник “Динамо” сказал, глядя на эту бумажку:
— Под такое заявление надо три пуда пороха выдавать, а вам небось и надо-то килограмм?
143
— Видите ли, я всюду пишу под три пуда, а мне и десяти грамм не дают,— ответил я.
Он улыбнулся и промолчал. Умница!
27. [ IX ]. Воскресенье.
Писал “Хлеб”, хотя болела голова. Сходил на улицы окраины, куда совершал весенние прогулки. Все выжжено, пыльно, мальчишки камнями сбивают орехи с деревьев, женщины в европейских платьях, идут мужчины с мешками — видимо, на призывной пункт.
Разговоры все те же — как бы уйти от трудовой мобилизации, увозят “Сельмаш” и 84-й из-за плохих коммуникаций.
На холме [нрзб.] и какие-то интеллигенты складывают дом из кирпича. Суетятся, как суетился, наверно, Робинзон Крузо, когда строил хижину.
28. [ I X ] . Понедельник.
Судя по скупым намекам сводки, положение в Сталинграде отчаянное, да и в Моздоке немцы идут.
Читать дальше