Неизвестно - Дневники

Был у Шестопала 132. Все показалось скучнее, чем я предполагал. “Среды” инженерной не было, сам хозяин напился разведенным спиртом через час. Он сообщил только, что ему сказали на 84-м заводе 133, будто эвакуируется Фергана, т.к., мол, англичане сосредоточили на нашей границе много войска с целью оккупации Средней Азии. Почему оккупация? Потому, мол, что мы ведем переговоры о сепаратном мире с немцами. Тому доказа-

127

тельства: пьеса Корнейчука — бранится старшее командование;

б) статья Ярославского, бранящая вообще всю армию за бегство;

в) передовая “Правды”, требующая второй фронт.— Я внутренне сопоставил слова комиссара Анисимова о том, что “Кавказ — первая линия обороны, Средняя Азия — вторая”, его явное нежелание посылать меня на границу, и подумал — “чем черт не шутит, если уж он начнет шутить”.

Было часов двенадцать, когда я вышел от Шестопала. Мне хотелось помочиться. Двор был освещен с соседнего двора. Я вышел в ворота, выстроенные аркой. Под аркой было адски темно. Место мне показалось совсем подходящим. Я пристроился. Вдруг раздалась яростная брань — “в бога — мать”, и я скорее почувствовал, что кто-то направляется ко мне. Размахивая палкой и бранясь не хуже своего противника, я выскочил на улицу. За мной бежало двое взрослых и трое мальчишек. Все они спали вдоль стены арки. Какие-то проходившие военные разогнали их, а я, опасаясь, что они проследят меня на свету, боковой темной улицей пришел домой.

И еще к слухам о сепаратном мире; [причинами], вызвавшими их,— несколько дней было — “на фронте без существенных перемен” — и самое главное: люди так изголодались, что мечтают о мире и тишине,— которую они, конечно, не получат — ни от англичан, ни от немцев, ни от кого бы то ни было. Эта взбаламученная стихия теперь долго не успокоится, и многие потонут в ней.

Мысль о написании повести “Народ защищает Москву” 134и разговор с полковником Леомелем в Академии 135.

3 сент [ ября]. Четверг.

Сообщение об ожесточенных боях за Ленинград и южнее Новороссийска, т.е. за последний порт наш в Черном море.

Был в Академии у полковника Леомеля, белобрысого, нервно выкидывающего вперед руки с растопыренными пальцами, с треугольным подбородком и лицом. Очень словоохотлив, но так дисциплинирован, что о себе не сказал ни слова. Рассказывал превосходно. Когда беседа кончилась и стенографистка ушла, Леомель сказал:

— Товарищ Иванов! Как вы понимаете “Фронт” Корнейчука? Это же не пьеса, это — директива. А у нас двадцать пять генералов и все старики. Как мы им в глаза теперь глядеть будем?

128

Воодушевленный удачной беседой с Леомелем, я пошел к семье генерал-майора Петрова, защитника Одессы и Севастополя. Жена, тихая, заботящаяся о сыне, ничего не могла сказать и показалась мне сумасшедшей. Сынишка, самоуверенный поручик, жравший яблоки и что-то мычавший, ввел меня в сознание репортера, вымаливающего “воспоминания” для заметки и зарабатывающего на этом двадцать пять рублей по современному курсу. Тьфу, какая гадость!

4. [ IX ] . Пятница.

Бездельничал. Читал “Карамазовых”. Ну, и вздыхал. За обедом, со скульптором Ингалом, говорил о собачьих породах. Я рассказал о своем Раре, доге, бывшем у меня лет десять-двенадцать тому назад.

Вечером пришла Екатерина Павловна, говорила о том, что у нее нет денег и она не может делать запасы и способна купить только бутылку вина. Затем зашел разговор о Громовых. Жена Громова получает в месяц 10—20 тысяч рублей, а уезжая, забрала у Екатерины Павловны всю посуду, так что старуха Пешкова осталась без посуды. Сейчас у них в семействе спор и волнения — кому ехать в Москву: ей или Надежде Алексеевне. Ясно, что Екатерине Павловне хочется поехать, хочется узнать — везти детей учиться в Москву или нет.

Жена генерала Петрова, наверно, ужасно обиделась, что я к ней не подошел и не поздоровался в столовке. Но как вспомню этого нахального балбеса, жравшего передо мной яблоки, так муторно.

5. [ IX ]. Суббота.

Надо зав[од] 84. Вечером Л.Соболев. В промежутке — к комиссару; деньги в изд[ательстве] и Живов.

Был на 84-м. Работают 12 часов. Обед — кусок колбасы, грамм двести не больше, и кусок хлеба. Едят тут же в цеху, для скорости. Работают на сварке мальчишки, лет четырнадцати, курят, а ростом в полчеловека. Инженер смеется, и доволен: “Ничего, работают”.

Был у комиссара Анисимова. Тот смотрит растерянно. Уговорились ехать на охоту, но позвонил — оказывается, ночью его куда-то вызвали. Обещал заехать обязательно, утром рано, часов