Потом они распрощались у калитки, и Сундуков с Флягиным долго плутали по ночным закоулкам, то и дело забывая, куда идут. Сундуков был настроен меланхолически, взглядывал на звезды и бормотал темные строки поэта Ц.:
…мы айгешат уговорили
но телки мигом соскочили
крутнув жестокое динамо
когда мы вышли у динамо…
Стихи волновали его своей неподдельной жизненностью —он тоже, бывало, уговаривал “Айгешат”, и у “Динамо” выходил не раз, и даже коварные телки были ему как будто знакомы… Флягин, напротив, всю дорогу безмолвствовал, спотыкался на ровном месте и часто икал. Только когда они добрались до центра, где вовсю сверкали огни, кружили автомобили и звучала музыка, Флягин очухался и наладился хватать Сундукова за руки, слезно умоляя отдать ему, Флягину, тысячу долларов. Сундуков грустно улыбался, но денег не отдавал.
—Ты меня попрекаешь, что я не снял штанов? Попрекаешь? -презрительно спрашивал Флягин и со внезапным жаром предлагал. —Ну, хочешь, я сейчас сниму?! Вот посреди улицы и сниму! Хочешь?! —Он даже останавливался и с редкостной отчаянностью начинал искать концы у брючного ремня.
Но Сундуков не обращал на него внимания. Он был пьян и почти счастлив. Счастье могло быть полным, если бы он шел сейчас по веселому городу не с надоедливым Флягиным, а с юной Светланой, но, понимая, что даже фантазии имеют границы, Сундуков только ерошил кудри и улыбался совсем уж печальной улыбкой.
Чем ближе подходили они к площади, тем оглушительнее звучала музыка, и вскоре стало ясно, что на площади происходит что-то особенное. Огромная тысячеголовая человеческая масса, из гущи которой шарахающийся свет прожекторов выхватывал на миг отдельные возбужденные лица, окружала деревянный помост, уже сколоченный, украшенный и обжитой. В лучах яркого света, в потоках неопасного плотного дыма там пританцовывали и припевали какие-то фигурки, усыпанные блестками. И оттуда на головы толпы обрушивался незамысловатый, как лепет ребенка, но оглушительный, как звено бомбардировщиков, куплет:
…Гуля, Гуля, Гуля, ты моя игруля,
Ты — простая девочка моя…
Толпа ликовала. Ее не пугали бомбардировщики. Молодежь охотно подхватывала слова песенки и горланила их с большим чувством. “Гуля, Гуля, Гуля…” долго скиталось по всем углам площади. Но, учитывая подоплеку мероприятия, Гуля сегодня была, пожалуй, не простая, а политически ангажированная.
Сундуков и Флягин невольно остановились у края беснующейся стихии. От грохота закладывало уши и сохло во рту. Едва различимая тень Вождя укоризненно взирала с постамента. Дальше было небо и шеренги неярких звезд. С дощатого плацдарма выстрелила барабанная дробь и сейчас же оттуда в толпу ударил лазерный луч. Дым завибрировал и сделался ядовито-зеленым. Сундукову показалось, что он попал в какую
то компьютерную игру. Вокруг плясали. Подпрыгивающие лица были покрыты зернистым изумрудным светом.
Луч лазера метнулся в небо, перечеркнул ночь и врезался в далекую невесомую звезду -звезда рассыпалась и погасла.
— Ну, Флягин, — иронически пробормотал Сундуков, — загадывай желание!
Флягин поднял на него измученные глаза, икнул и сказал:
— Хочу, чтобы ты сдох, Сундуков! — После чего повернулся и диковинным металлическим шагом пошел через площадь, расталкивая всех, кто попадался ему на пути.
Сундуков возвратился домой уже далеко заполночь. На лавочке в таинственном свете фонаря одиноко сидел Митрохин и курил, строго глядя на кончик своей сигареты. Заметив соседа, он растоптал окурок, развел руками и громко сказал:
— Ну все, Лексеич! Край! — в голосе его звучало, пожалуй, даже восхищение. — Достал ты меня — во, досюда достал!
У Сундукова екнуло сердце.
— А что — был кто? — упавшим голосом спросил он.
— А то не был! — усмехнулся Митрохин. — Только это мы с братанами собрались праздник отметить —у моего младшего день рожденья сегодня, —собрались, значит, с братанами… Семьями, как положено… Только, значит, собрались… А тут корифаны твои —ну в двери долбить! Где, мол, проживает такой-сякой? Я им культурненько говорю —спокойно, мужики, не порть праздник… Ну, слово за слово, хреном по столу…
— На желтом “Форде”? — уточнил Сундуков.
—Да, вроде на желтом, —нетерпеливо сказал Митрохин. -Только не успели они в этот “Форд” сесть —пешком побежали. Мы с братанами их до профтехучилища гнали —уж очень мужики обиделись, что культурный праздник… У младшего моего день варенья ведь, я говорил?
Читать дальше