Неизвестно - Якушев Место, где пляшут и поют

По дороге домой Сундуков заметно поостыл. Мелкий золотой дождик, слегка окативший его, приятно пощекотал нервы и разбудил воображение, но… Он проходил мимо магазинов и заглядывал в витрины. Кроме заманчивых дорогих вещей, в стекле он видел собственное отражение. Прозрачный унылый призрак смотрел на Сундукова настороженно и робко, будто каждую секунду ожидал получить по морде. Сундуков ощущал голод. Ноги налились тяжестью. В последнее время он стал уставать после пеших прогулок —то ли плохо ел, то ли хорошо пил, то ли просто чересчур долго жил в этом неласковом мире. В один из магазинов Сундуков зашел —это был магазин радиоэлектроники. Он часто заглядывал сюда и решал, какой бы телевизор он купил, если бы имел златые горы. Из его старого “Рубина” время от времени, как из долины гейзеров, вырывались тонкие струйки ядовитого дыма. “Рубин” давно хотел умереть, но пока держался, зная, что Сундуковы на

мели. Магазин внутри напоминал центр управления полетами. Всюду мерцали экраны, и множество людей молча и внимательно за ними наблюдали. Иные, сбившись в кучки, надолго устраивались у телевизора и сосредоточенно отслеживали одну программу за другой, а иные кочевали из зала в зал, приникая на несколько мгновений к новому экрану, точно пчелы, собирающие нектар на цветущем лугу. Коротко стриженые, в широких брюках, продавцы невозмутимо глядели поверх голов и оживлялись только, когда ктонибудь, бледный и потный от волнения, решался на покупку. Тогда все приходило в движение, с треском распарывалась гофрированная коробка, со скрипом вынимался пенопласт, и восхищенным взорам являлся новенький, с иголочки, аппарат, лощеный и неприступный, как вельможа. Впрочем, подключенный к сети, он делался совершенно ручным —играл всеми цветами радуги, верещал на разные голоса и выполнял команды. Покупатель, отбросив тревоги и сомнения, медленно розовел, гордо отсчитывал деньги и уходил с приятной тяжестью в руках, уверенно шагая сквозь толпу почтительно расступающихся зевак.

Сундуков побродил вдоль прилавков, поглазел в полуторамиллионный телевизор, где молодой, но уже отяжелевший ведущий, монотонно балагуря, предлагал возбужденным и принаряженным игрокам настрогать из диковинного слова ДАБЫРЛТ как можно больше слов поприличнее. У него был вид человека, из последних сил борющегося со сном. Победителя игры ждал приз — телевизор, заманчиво мерцавший в глубине сцены — и в нем тот же усталый ведущий предлагал публике напрячься и выиграть телевизор, в котором уже совсем маленький, но не менее утомленный ведущий сулил третий телевизор, в котором… и так до бесконечности. Получалась удивительная вещь —люди делали деньги на чем угодно —на дурацких трубках фирмы Брус-Санта-Крус, на простаках, склонных к эротическим фантазиям, на никудышном слове ДАБЫРЛТ. Они жили полной жизнью, скупали недвижимость, давали интервью прессе и загорали на экзотических островах. Надежные ремесла, оттачиваемые веками, сделались никому ненужными. За них просто перестали платить. Сундуков понял, что если не отправится тотчас домой, то непременно напьется, растратив все деньги.

— Сынок! — вдруг взмолились у него за спиной. — Дай я пройду!

До него дошло, что он стоит столбом в дверях магазина, мешая движению, и какая-то старушка безуспешно пытается выбраться на улицу. Сундуков посторонился. —Валяй, бабка! —сказал он и горько добавил: —Только, чур, не в штаны! —С некоторых пор он ненавидел всех старушек на свете.

Уезжая домой в троллейбусе, Сундуков слепо глядел в окно и перебирал в памяти лица -Флягина, Витамина, кандидата с ямочкой, обрюзгшего шоумена и неизвестного Пашкиоператора. Лицо Пашки представлялось ему в виде зловещего силуэта, обрамленного сиянием. Мысленно Сундуков во все эти лица с удовольствием плюнул.

“Перст судьбы, —бормотал он с отвращением. — Дело надо делать! Купите футляр для хвоста, и вы получите десять свистулек бесплатно! Небось, подохнете — к кому придете? К Сундукову придете!”

Эта простая мысль наполнила его сердце мрачным удовлетворением. Кто они все без врачебного свидетельства о смерти? Просто мертвая протоплазма. Озимандия какая-то. В подъезде, медленно поднимаясь по ступеням, Сундуков вспомнил про узелок с деньгами. Хлопнув себя по лбу, он остановился на лестничной площадке, откуда уже был виден блеск медной таблички на буржуйской двери шестидесятой квартиры, и полез в карман, чтобы понадежнее перепрятать деньги. Шестое чувство подсказывало ему, что не обязательно рассказывать о добыче жене. “Человек —это свинья, —успокоительно прошептал он, развязывая узелок и расправляя свернутые в трубочку купюры. И тут у него сам собою открылся рот —не двести, а пятьсот тысяч было в тряпочке! Опомнившись, Сундуков взялся за операцию по перемещению денег в самый далекий, самый потаенный карман, и в тот момент, когда он уже почти проделал это, сверху раздался злорадный, подвывающий от нетерпения голос: