Неизвестно: Якушев Люди на корточках

немигающих голубых глаз. Олег Петрович незаметно для себя придвинулся к Барскому

поближе. Славно вывалявшийся в грязи преследователь потянул к Стеблицкому бесконечно длинную правую руку и, героически ворочая бесформенными губами, просипел:

— Я те сказал — стольник гони, сука! Олег Петрович побледнел. Барский вытащил руку из кармана и почесал нос. —Слушайте, —спросил он, —на всякий случай, вы, может быть, действительно должны

ему сто рублей? Может быть, это ваш родственник? — Что вы! — протестующе возопил Стеблицкий. — Шакал, значит... — заключил Барский. — Ну, что ж... Он сдвинул шляпу на за на небо, на землю под ногами... Он явно на что-то решался и

решиться никак не мог. Вдруг он сказал Стеблицкому: —Теперь смотрите внимательно! —и, вперив взгляд в грязного человека, произнес негромко, но членораздельно, как заклинание. — Чтоб-ты-провалился!

Все уместилось в один миг. Едва отлетел последний звук заклинания, грязная земля под ногами алкаша вдруг разошлась овальной щелью, эластичной, как резина, как кисель, как жерло клоаки. Алкаш пал в пустоту, без крика, без прощального взмаха, и щель немедленно сомкнулась над ним —ни трещинки, ни бугорка —все вокруг стало как прежде. Но человек исчез.

— Вот так, — хрипло и страшно сказал Барский и дико взглянул на Олега Петровича. — Вот, значит, так... Теперь скажите, что вы видели! Только быстро!

— Это невероятно! — прошептал Стеблицкий, сжимая до боли кулаки. — Он провалился!

—Провалился? Точно?—радостно спросил Барский, хватая Стеблицкого за грудки. —Нет, ты точно видел? Он провалился?

— Но как... Что это было?

Барский отпустил его и в восторге хлопнул себя по бедрам — он хохотал и приплясывал.

—Вот так! —кричал он. —Вот так с утра! Все нормально! А я-то думал, все —хана Барскому! Белая горячка! С утра, понимаете?! Вот так — с утра!!

Олег Петрович не понимал. Он, чуть не плача, смотрел на любимого актера, который, кажется, все-таки сошел с ума. Впрочем, они, кажется, оба сошли с ума. Какой ужасный день! Стеблицкий почувствовал сильное головокружение и понял, что сейчас упадет в обморок.

Барский успел подхватить его у самой земли и, полуобняв одной рукой, другой надавал целительных оплеух. Олег Петрович выплыл из темноты и увидел озабоченное лицо Барского в тени белой шляпы.

—Эй! —сказал Барский. —Ты в порядке? Слушай, ты здесь недалеко живешь? А у тебя дома ничего нет... в смысле... ну?

— У меня есть коньяк, — слабо сказал Стеблицкий. — Но что это было?

—Идемте к вам в гости, —предложил Барский, ставя Олега петровича на ноги. —И я расскажу вам удивительную историю...

2.

Руки Стеблицкого еще слегка дрожали, когда он расставлял бокалы и открывал бутылку, и голос еще не вполне повиновался ему.

—Работаю в школе, —объяснял он Барскому. —Преподаю изящную словесность. Сею разумное, доброе, вечное, как говорится... Но... судя по тому, во что теперь превращаются

молодые люди... Всходов нет, так сказать, нет добрых всходов... простите, запамятовал ваше имя-отчество... Фамилия броская, а вот... — он виновато улыбнулся.

— Зовите меня Саша, — просто сказал Барский.

— Ну, а меня тогда — Олег! — решился Стеблицкий.

— Давай, Олег, наконец хлебнем! — взмолился артист.

Стеблицкий заторопился, они подняли бокалы. Стеблицкий хотел цветисто восславить театр и лично товарища Барского, но тот сказал кратко:

— За знакомство! — и выпил одним духом.

Стеблицкий слегка пригубил и присел на диван. Он успокаивался и с нетерпением поглядывал на Барского, ожидая удивительной истории.

— Ну и мерзость, — бесстрастно сказал Барский, кивая на бутылку. — Зато вовремя.

Лицо его зарумянилось.

Стеблицкий, озадаченный характеристикой заветной бутылочки, неожиданно для себя осушил бокал до дна, передернулся и...

— Давайте по второй! — предложил Барский. — Для ясности мысли и плавности повествования...

Стеблицикй не посмел возразить, но с некоторым удивлением отметил для себя, что образ артиста Барского, кажется, не так уж светел, как это выглядело из партера.

—Значит так, —довольно твердо произнес Барский, быстро проглотив вторую порцию. -Все это достаточно странно и... гнусно... Предупреждаю — я ничего не объясняю. И все эти почему и как —побоку!.. Началось с того, что вчера давали премьеру. “Сладкоголосая птица юности” Тенесси Уильямса... ах, эта тайная моя первая и последняя любовь! Женщины! Что женщины!! То есть, женщины тоже... Впрочем, о женщинах после... А “Птица”...