Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Молчалив, вежлив и пуглив был Иван Васильевич.

Несмотря на то что бурный этап хрущевской «оттепели» закончился еще при Хрущеве, остатки теплого воздуха про­должали греть души тех, кто не переставал верить в оздоров­ляющую силу десталинизации. Борьба за продолжение курса XX съезда практически осталась только в сфере литературы и публицистики. Эти годы шли под знаком непримиримых схваток двух литературных направлений. Одно нашло свое пристанище в журнале «Новый мир» Твардовского, другое — в «Октябре» Кочетова. К последнему примыкал комсомоль­ский журнал «Молодая гвардия».

Я был не только в курсе, но и в гуще тех событий, по­скольку литературные журналы были в двойном подчине­нии: отдела пропаганды и отдела культуры. Либерально-де- мократическая позиция «Нового мира», который отстаивал курс на восстановление исторической правды во всем, что было связано с эпохой Сталина, на ослабление цензурного гнета, пользовалась высоким авторитетом в творческом ми­ре. Позиции «Октября» того времени были иные, а вернее, противоположные. Он отвергал ориентацию «Нового мира». В грубой, часто в оскорбительной манере отстаивал охрани­тельные позиции в художественном творчестве, а главное — выступал против критики культа Сталина.

Парадоксальность ситуации заключалась в том, что «Но­вый мир» действительно стоял на позициях решений XX съезда, а «Октябрь» и «Молодая гвардия» выступали про­тив. Строго говоря, последние занимали практически ан­типартийные позиции, если судить о них мерками решений XX съезда, но симпатии партийного аппарата (в значитель­ной его части) были на стороне «Октября» и «Молодой гвар­дии». Руководство ЦК видело нелепость ситуации, но оно са­мо продолжало находиться в состоянии неопределенности. Оно не возражало бы отказаться от решений съезда, но бо­ялось последствий такого шага, которые трудно было пред­сказать. Вот эта двойственность отражалась и на политике в области литературы и искусства.

Чтобы как-то сбалансировать ситуацию, на Секретариате ЦК принимается решение опубликовать в «Правде» статью, осуждающую «крайности» в полемике между «Новым ми­ром» и «Октябрем». Статье придавалось особое значение. Ее редактировал лично Суслов. Но баланса явно не получилось. По сути своей она была направлена против «Нового мира». Власти все очевиднее отдавали предпочтение «Октябрю», его идеология была гораздо ближе номенклатурным настроени­ям, поскольку журнал без конца клялся в верности линии партии. Цензура практически «заморозила» лагерную тему в литературе. Была наглухо закрыта информация о сталинском терроре и неготовности СССР к войне с фашистской Герма­нией. Все реже и реже упоминался и сам XX съезд. Началась «ползучая реабилитация» Сталина.

Тогда я долго думал о том, как мне следует поступить. Пройти мимо, не заметить — совесть не позволяла. Поднять вопрос официально — бесполезно, ибо я знал, что верхний эшелон власти мечтал о бесконтрольной власти, какая была у диктатора.

И все же 19 июня 1970 года я направил в Политбюро офи­циальную записку под названием «О некоторых публикаци­ях об И. В. Сталине». Я писал о том, что некоторые газеты и журналы занялись безудержным восхвалением Сталина. Так, в журнале «Огонек» (№ 19, 1970 г.) напечатано интервью с министром внешней торговли Патоличевым. Восторгу нет границ. «Сталин вышел навстречу, каждому пожал руку и пригласил всех к большому столу... Сталин рассказал... Ста­лин добавил... Сталин внимательно выслушал... Сталин не спешил нас отпускать, подходил то к одному, то к другому...» и т. д. — в коротком материале 16 раз сказано о том, что сде­лал Сталин. Маршал Голованов («Октябрь № 5, 1970 г.) вос­торгается «терпимостью Сталина, строгим соблюдением им принципа коллегиальности, социалистической законности, внимательным его отношением к тем людям, которые под­вергались необоснованным репрессиям».

Не буду утомлять читателя бредовыми высказываниями некоторых других авторов, включая стихотворцев. Упомяну только в порядке очищения совести, что в записке было не­сколько коротких пассажей с критикой и крайностей нега­тивных оценок. Их неловко читать сегодня. Но это был 1970, а не 2005 год, то есть 35 лет назад.

Твардовский без устали воевал с цензурой, писал письма в ЦК, в секретариат Союза писателей СССР. И все чаще встречал нежелание обсуждать проблемы журнала. Более то­го, последовала команда Союзу писателей укрепить журнал «надежными кадрами». Но при этом было сказано, что будет лучше, если Твардовский сам подаст в отставку. В руководст­ве Союза писателей тоже не было единства. Авторитет Твар­довского был столь внушителен, что простым росчерком пе­ра решить проблему оказалось невозможным. Нужен был повод, скандал, который бы помог решить вопрос об укреп­лении редколлегии и замене главного редактора.