Одного родня не забирает, а другому идти некуда, —
жить попросту негде...
Сосед по койке, татарин Батыров, сам с собой о
чем то разговаривал. В коротких, чуть ниже колена, хэбэ
шных штанах, обросший, — взгляд безумца. Подошел к
окну и долго смотрел в него, беспокойным взглядом.
Потом, присел на корточки и стал что то искать, между
отделениями батареи. «Нашедши», быстро положил себе
в рот, «переживал». Начал подбирать какие то крошки
с пола, — и опять в рот.
Михаил смотрел на всё это, с растущей тревогой.
«А что, если такой вот придурок, ночью, возьмёт подуш
ку, да и задушит? Были ведь случаи! А в четвертой
«конюшне», где хроники лежат, тоже убийство произо
шло. Один доходяга псих, воровал ночью сигареты у
больных, дак Фидель, авторитет палаты, поймал его и, за пачку «Примы», так избил, что тот, через некоторое
время, в реанимации помер! А Фиделя, после, отправили
на «спец» — стационар для больных убийц, который, похуже будет всякой тюрьмы! Там режим — строгач!
Не то, что здесь — «ясли для детей». Не позавидуешь…».
Через неделю, Михаила перевели не в первую, «элит
ную» палату, как он предполагал, а как раз в четвёртую, худшую, в которой психов держали, выпуская только в
туалет, покурить, да в столовую. Санитар, злющий, как
собака, сидел рядом на посту, карауля двери с окошком, забранным железной решеткой.
В первую же ночь, у Михаила украли сигареты, спря
танные в подушке. «Это Обезьяна! Больше некому! Кры
са! — подбежал с горящими глазами Сашка Патлусов, 18 летний психопат, отчаянный драчун и нарушитель
224
спокойствия в палате. — Сёдне вечером, с Капризкой
устроим ему хорошую жизнь!».
Обезьяна представлял собой жалкое, пускающее
слюни, тут же мочащееся, даже не ходя в туалет, подо
бие человека, — всеми презираемое и получающее, одни
подзатыльники и пинки. Он ничего не понимал, кроме
элементарных инстинктов — поесть и покурить. Босиком, вечно голодный, что то мычащий и, постоянно, ворующий
у своих сопалатников. В прошлом, до болезни, был
офицером милиции и, видимо, еще и поэтому заслужил
ненависть окружающих, живущих по законам зоны…
Сашка с Капризкой, — тоже, молодым принудчиком
дурнем, попавшим в психушку за хулиганство и кражи, —
скакали по сеткам кроватей, издавая громкое ржание.
Потом, прямо по застеленным постелям, начали гоняться
друг за другом. Психи их боялись: если кто «возбухнет», тут же получит по морде. Набегавшись, наоравшись, неугомонная парочка стала «вершить суд» над Обезьяной.
«Будешь еще воровать, падла?!» — Сашка, пиная
Обезьяну в живот, бил кулаками по спине и лицу. Тот, согнувшись, закрыв голову руками, забился в угол. «Бу
дешь?! Будешь?!» — Сашка вошел в злой раж, ему «помо
гал» Капризка. «Ну, хватит, хватит, наверное, Саша!
Проучили, и хватит! — вступился Михаил. — Вас же, потом, за избиение и накажут!». Но рассвирепевшие
драчуны, даже не слышали. «А а!» — заорал Обезьяна, и, на счастье, вошел санитар Серёга, — высокий, здоро
вый мужик, только что заступивший на вечернюю смену.
«Ну, че вы делаете, в натуре? — Серёга был редким
исключением из персонала, жалеющий психов. — Хватит, я сказал! Неужели не соображаете, что это больной
человек, который ничего не понимает... И остальные, 225
тоже хороши! — крикнул собравшейся толпе. — Над
человеком издеваются, а сами молчите! Сашка, еще раз
такое повторится, на пять вязок, б дь, привяжу!».
Все разошлись. Серёга дал, плачущему Обезьяне, сигарету. Михаилу было не по себе: «Ну, дурдом! Бы
стрей бы, отсюда уехать! О, чертова жизнь!..».
2.
Заканчивался первый месяц больничного «заточе
ния». Из четвертой «конюшни» Михаила, вследствие
«улучшения состояния», перевели во вторую палату.
Вздохнул с облегчением. Здесь то, более или менее, человеческие условия! Но, всё равно, тоска по «воле»
брала своё. Тут ведь, натуральная тюрьма! Закрытая
зона… Водили их, правда, в баню. Перед этим подняли
в шесть часов — бельё снимать, а потом, — строем
мыться. И попробуй, откажись! За отказ — вязки. За
чифирь — тоже вязки. За драку — тем более…
Вечерами, — как раз, до вечернего чая, когда делать, совсем было нечего, — подступали тяжкие переживания.
«Как же вышло, что с Надей случилась такая разительная
перемена? Ведь всё, до поры до времени, было прекрас
но… Она, точно ненормальная! Дура, с чересчур завышен
Читать дальше
