Блохин Николай - Диковинки красного угла

Внезапно очнувшись, он увидел, что его шатер снова над ним...

Командиры туменов тамерланова войска были привычны к самым неожиданным приказам в любое время суток при любой погоде. Через несколько мгновений после подъема ни капли сна не оставалось в их сознании, всегда готовом к бою. Они готовы были мчаться туда, куда повелит им владыка вселенной, великий Тамерлан. Но сейчас они недоуменно таращились на необычное выражение лица владыки вселенной, перекошенное какой-то страдальческой гримасой.

А на Аида, великого визиря, вообще было страшно смотреть. Он вкрадчиво обошел вокруг Тамерлана и, сглотнув слюну, сказал:

— О несравненный, мы со вниманием выслушали то, что ты нам поведал. Ты покорил полмира, вторая половина ждет тебя. И неужели какая-то женщина в сонном видении может помешать тому, чтобы эту половину присоединить?

— Я не спал, Аид!

— Ты спал, о повелитель. И еще не совсем проснулся.

— Ты не спал, повелитель вселенной, великий визирь лжет.

— Что? — Тамерлан обернулся на голос. — Это ты сказал, Огрызок?

— Я! И готов повторить это, как Аид готов повторить обратное. Темир-Аксак, великий Тамерлан, не подвержен сонным суевериям.

— С каких это пор, а, великий, — яростно воскликнул Аид, — Огрызок смеет перебивать твоего великого визиря?

— Он не перебивал тебя, Аид, а на таком совете каждый может сказать слово, даже Огрызок. Тем более, что этот совет собран в первый и в последний раз.

— Он обвинил меня во лжи!

— А ты — меня, коли твердишь, что я спал!

— Ты спал, о, неуступчивый!

— Ты не спал, о, разумнейший... — опять встрял тот, кого назвали Огрызком. — Аид, не будем препираться, как два пьяных дервиша на бухарском базаре, дабы нас не постигла участь тех дервишей, а заодно и Бухары, сметенной нашим повелителем...

В другое время Аид рассмеялся бы такой дерзости Огрызка; даже Тамерлан прощал ему всегдашнее шутовское хамство. Но сейчас Аид был свиреп и неудержим против всякого, подающего голос.

— Закрой шакалью пасть, Огрызок. Сейчас не время шуток, балаганить будешь в Москве.

— Я не пойду с войском, если оно пойдет на Москву.

Теперь Тамерлан смотрел только на Огрызка и лицо его выражало полное изумление. Пойдет или не пойдет Огрызок с войском, было Тамерлану не просто все равно. Такого вопроса не существовало. Если в двадцать пятом тумене, в тридцать восьмом обозе, восьмидесятой сотне, у шестьдесят второго кашевара есть щенок приблудный, которому кашевар кости обглоданные подкидывал... имеет ли для кашевара значение пойдет или не пойдет этот щенок с войском дальше? А для командующего ста двадцатью туменами?

Иногда Тамерлан вспоминал про Огрызка, звал его к себе, и это резко поднимало его настроение, а значит, и настроение всех окружающих. Тамерлан очень любил в промежутках между сражениями с его помощью осаживать высококровных и осанистых членов своей свиты. Например, последний раз всех очень развеселила пропажа фамильного перстня у бывшего наследника бывшего эмирата (забыл название эмирата, уж больно много их было). Украл перстень, естественно, Огрызок (больше просто никто не рискнул бы) и, уже почти уличенный в содеянном, подсунул его в карман бывшему наследнику бывшего хорезмшахства. Потом вместе оба бывших наследника отлавливали Огрызка, чтобы как следует побить его (убивать Огрызка Тамерлан запретил), да так и не отловили. Это также развеселило Тамерлана и его свиту.

Двадцать языков знал Огрызок и на всех языках имя его означало «огрызок». Про себя он говорил так: «Я сижу на пирамиде жизни, как на Тимуровом колу: слезть с него нельзя, с него можно только снять — мертвого, ха-ха-ха!» Пирамида его жизни состояла из подлости, ухватистости, бессовестности, лукавства и ненависти к окружающему миру и людям. Высота этой пирамиды была недосягаема ни для кого, кроме Огрызка. И — огромная жажда отомстить всем за такую свою жизнь. Все детство бродяжничал, воровал, был постоянно (и за дело!) бит, бил сам, оттачивал мастерство мошенника (отточил до невероятности!), сам себя продал в гарем сарацинского купца, потом купца того сжег вместе с гаремом и кораблем в Багдадском порту, потом, в том же порту, неоднократно поджигал с успехом корабли конкурирующих купцов (кто заплатит больше, того поджигал позже), погорел на попытке поджога индийского корабля, удалось бежать, затратив на побег все «заработанное», потом промышлял на Великом Шелковом пути в качестве разбойника, предводителя шайки разбойников, начальника караванной стражи против разбойников, бит был и разбойниками, и купцами, и охранниками, дорос до должности советника одного прииртышского хана, которого и продал потом вместе с ханством Тамерлану, в чем, впрочем, тот вовсе не нуждался. Пообещал, что стравит двух мелких ханов между собой на потеху повелителя вселенной, и сделал это с успехом. Хохоча, Тамерлан наблюдал итог интриги: взаимоизбиение двух армий до полного истребления.