Блохин Николай - Бабушкины стёкла

— А кто это духовный отец, бабушка?

— Это священник, которому ты грехи свои исповедуешь и у которого советов, как жить, спрашиваешь.

Вижу, спускается огромный меч, даже смотреть на него больно — так сверкает. Сразу я догадалась, что это ходатайство за меня покровительницы моей — мученицы Василисы, меня ведь тоже Василисой зовут, в день ее памяти у меня именины. Начали Ангелы мои от бесов этими мечами отбиваться, а те не пропадают никак, не отступают. Уворачиваются и визжат: «Мало, мало!» Заплакала я горькими слезами, духовными. Ох, Катенька, а духовные-то слезы горше земных, соленых! Вот и итог твоей жизни, гордячка, — это я о себе так подумала. — Вот она, страсть-то какая, гордыня: раз уж укоренилась, так даже молитвы святых с трудом вырывают ее, проклятую!»

У Ангелов моих еще один мешочек с монетками объявился. Швырнули они его бесам — и те отступили. Подхватили меня Ангелы — и вверх. А знаешь, что в том мешочке? Последнее мое земное доброе дело: я пенсию свою всю в Псково-Печерский монастырь отправила. Всю до копеечки, чтоб молились там монахи за меня, за тебя, за родителей твоих. Туго тогда, помню, в нашей семье с деньгами было, папа с мамой на мою пенсию очень рассчитывали. Она хоть и крошечная, пенсия моя, однако все-таки подспорье. А я ее всю — в монастырь. Родителей твоих я ведь тогда обманула: сказала, что потеряла ее, — тоже грех, за него тоже здесь отчитывалась. А то, что деньги послала, — видишь, как помогло!.. Ни малейшей возможности, моя милая, не упускай для доброго дела. На мытарствах, которых никому не избежать, все в дело пойдет. Два денька всего не покушала, поголодала, а взамен — Царствие Небесное. Вот она, Божия справедливость... Оторвались, значит, мы от бесов гордости, летим...

— Бабушка, а откуда они вообще на свете взялись, бесы, а?

— А все от нее же, от гордыни! Давным-давно, когда еще людей не было, у Бога был любимый Ангел — Денница, из всех Ангелов самый прекрасный. Вот и возгордился он, да так, что захотел свергнуть Бога с Его Престола и сам стать вместо Бога. И других многих Ангелов за собой утянул. Но Архангел Михаил низринул Денницу с Небес, и все, кто за ним пошел, тоже пали. И стал с тех пор Денница сатаной, или дьяволом, а слуги его — бесами, а обиталище их — тьма кромешная, ад. Вот так...

Оторвались мы, значит, от тех бесов, летим. А копилка моих добрых дел пуста, откупаться теперь нечем. Страшно! Те места, где за воровство, за жадность судят, пролетели мы. Я все время щитом своим прикрывалась, только царапанье слышала, а Ангелы мои мечами отмахивались. И вдруг — стоп. Оказывается, влетели мы в вотчину бесов лжи. Тут тоже я натерпелась, особенно за наше вранье с тобой, будто мы на рынок ходили по воскресеньям. Как говорит Господь? А Он говорит: «Кто Меня постыдится, того Я постыжусь, когда явлюсь во славе». Вот и рассуждай. Щит мой покаянный, да мечи, да молитвы отца духовного да святых угодников не дали пропасть — и от них вырвались. И вижу, точка светлая вверху — уже не точка, а круг. И влетаем в Свет. Двадцать мытарств позади. Слава Тебе, Господи!

Я поначалу слепая была от Света и глухая от пения ангельского, да скоро обвыклась. Даже и не умею сказать тебе, как хорошо! Нет слов на языке человеческом.

А теперь, милая, я тебе историю расскажу, какую должна рассказать, а то скоро ночь кончится.

— Бабушка, ты про стеклышки расскажи...

— Со стеклышками все само собой устроится. Слушай историю. В Евангелии есть одна притча, про таланты. Талант в древности был денежной мерой, вроде нашего рубля, только гораздо ценнее: в таланте было больше пуда серебра. Вот какая дорогая деньга! Раздал один господин трем рабам деньги на дело: одному — один талант, второму — два, третьему — три. А сам уехал. Второй да третий таланты в дело пустили да приумножили, а первый — в землю зарыл. Ух и рассердился на это господин! Наказал его, единственный талант отнял и отдал тому, кто больше приумножил. Дан тебе талант — не зарывай в землю; много тебе талантов дано — много и спросит с тебя Господь. Это присловие, а вот тебе и слово.

Было это двести лет назад в земле нашей Российской. Плыли на парусном корабле по реке Дон русские люди. Много их там было, плыли каждый по своей нужде, кто зачем. Купец да крестьянин — торговать, дворянин — воевать. Меж ними ехали барин да девица, она была его крепостная. И был у той девицы один большущий талант — умела она ладно рисовать. И не училась нигде — да и где ж крестьянской дочке учиться? — а вот умела. Рисовала она то, что видела, — и похоже, и за душу берет. Заметил это барин и задумал ее в учение отдать, художницей сделать. Сделал барин все честь по чести: у родителей спросил, те согласие дали — и повез он ее в город Киев. Мало охотников среди крестьян дочь родную, помощницу, в город отдавать, да еще на такое непривычное крестьянину дело, однако отдали сразу. Семейство было зажиточное, и от дочки-отроковицы седые родители в хозяйстве мало проку видели: загордилась дочка талантом своим, помогать даже и в малом перестала. Забыла, Кто талант дал. На всех свысока смотрит, дерзит, огрызается, чует к тому же защиту барина и покровительство. Как же — талант! И махнули отец да мать рукой: «Езжай!»