Лимонов Анатолий - Клад отца Иоанна

Уже на подъезде к станции нас нагнал темно-зеленый УАЗ с темными окнами. Когда машина проходила мимо, я взглянул на нее и невольно ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд, проникающий даже сквозь черноту стекла. Колючий холодок вмиг разлился по моей груди. Зоська, как бы тоже почуяв неладное, вздрогнула и отпрянула к обочине. Тот, кто сидел во внедорожнике, прекрасно видел меня, а я вот его, к сожалению, нет. Мне открылась лишь чья-то рука с золотым перстнем-печаткой, нервно подрагивающая на баранке. Кто же сидел в джипе, в его затененном салоне? Брат Феодор? Или же просто любопытный сельчанин, случайно встретивший нас на пустынной дороге? Может, это катил на станцию Никольский фермер Виталий Иванович Самородков, который часто, как говорил отец Григорий, «помогал деньжатами восстанавливать храмы»?

А может, просто это все мне показалось от жары, волнения и от того, что в последние дни я стал слишком осторожным и подозрительным? А что поделаешь, пока один из главных и коварных бандитов, оборотень Феодор, все еще разгуливал на свободе, есть основания для волнений! Пашка, правда, не обратила на УАЗ никакого внимания, и я с тревогой подумал: «Девчонка ведет себя беспечно и надеется лишь на милость Божью и Покров Пресвятой Богородицы. Конечно же, без промысла Господня и волос с головы не упадет... Но все же: ведь она поедет обратно совсем одна, и в пути может приключиться все, что угодно... Коварный Феодор еще может поквитаться с нами за разгром его шайки и потерю (хоть и мнимых) ценностей...» УАЗик урча мотором проследовал дальше и вскоре совсем скрылся за поворотом. Зоська успокоилась и вышла на дорогу. Утешился и я: «Что это я стал так боязлив, маловерный! Ведь Господь с нами, и что нам сделает злой человек?! Да будет воля Твоя, Господи! Спаси и сохрани нас! Аминь!»

- Жор, ты чего такой грустный? - спросила Пашка, мягко похлопывая вожжами по крупу кобылы.

- Чтобы никто не видел, какой я веселый! - пошутил я, натянуто улыбаясь, и добавил: - Очень не люблю прощаться... Приезжать гораздо лучше, чем уезжать!

- Я тоже так думаю! - согласилась Прасковья и вздохнула, но тут же весело добавила: - А ты сильно не грусти. Вот увидишь, мы обязательно скоро встретимся вновь! У меня почему-то появилось такое ощущение...

- Дай-то Бог! - согласился я. - Здорово здесь у вас все было! Я даже и не ожидал, что так сильно привяжусь ко всему этому.

Время, к большому сожалению, было к нам сурово и неумолимо. Едва мы подкатили к вокзалу, как уже объявили о прибытии моей электрички. Однако я успел все же сбегать за билетом и купить гостинцы моим милым дамам: большое мороженое Паше и крупный маковый батон Зосе. Но тут подошел поезд, а с ним пришла и горестная минута расставания... Пашка взяла меня за руку, и мы двинулись к вагону. Зоська, с удовольствием жуя вкусное угощение, помахала мне головой вослед и как-то шумно и грустно вздохнула. Большие часы на фасаде вокзального здания показывали 14:02. До отправления поезда оставалось всего три минуты! Прощаясь с Пашкой, я пообещал ей стараться делать все возможное и невозможное, чтобы отыскивать пути для нашей очередной встречи. Девчонка ответила мне тем же. Потом мы съели (поделив пополам) чудом оставшийся у меня шоколадный батончик «Пикник», а когда поезд прогудел, давая знак о скором отправлении, мы вновь, как и во время моего приезда, быстро трижды расцеловались, и я заскочил в вагон. Затем дверцы с надписью на толстом стекле «Не прислоняться!» разлучили нас. Пашка махала платком, я, высунувшись из окошка, отвечал ей, размахивая бейсболкой, но поезд так круто рванул вперед, что уже через несколько секунд не стало видно ни перрона, ни белого платка на нем, ни серо-розового здания вокзала. Станция кончилась и потянулись бесконечные лесопосадки с редкими разрывами дорог да речушек...

ЭПИЛОГ

Я опять сидел в электричке, которая с каждым перегоном, с каждой станцией увозила меня все дальше и дальше от Мещерского края и от Прасковьи. От чувства разлуки сердце как-то печально томилось, сжималось от холода одиночества. Но я успокаивал себя, говоря, что мы расстались ненадолго и что скоро обязательно встретимся, вновь сможем взять друг друга за руки и заглянуть друг другу в глаза... За окошком проплывали теперь уже совсем загустевшие темно-зеленые лесополосы, у подножия которых желтели кусты акации и алели цветки шиповника (розы собачьей, грустно усмехнулся я). А травы, высотой до полутора метров, раскрашенные горошком и вьюнками, клевером и колокольчиками, лютиками и кашкой, анисом и стрелами подорожника, терпеливо ожидали своих косарей.