* * *
– Ты не будешь больше страдать, – раздался спокойный голос из темноты.
– Кто здесь? – испуганно спросил мужчина. – Уходите, я умираю.
– Тебя привели на крест моя воля и промысел божий, – прошептал невидимый собеседник. – Ты недооцениваешь ресурсы, скрытые в твоём молодом организме. Кровь может восстанавливаться. Ты можешь провисеть здесь неделю. Я буду поить тебя и отгонять от твоего тела комаров. Сколько времени для покаяния! Покаяние не может быть таким коротким, как твой ум. Но я могу избавить тебя от мучений и забрать к себе.
– Уходите, я хочу помолиться на дорогу!
– Да ты и сейчас молишься – разговариваешь с богом. Я есть истинный бог. А Иисус – обманщик. Просто человек. Я древнее его, я могущественнее его. Я – его отец. Иисус хотел отвоевать часть моего царства себе и переставил всё с ног на голову. То, что он называет царством небесным – на самом деле ад. Пугая геенной огненной, он пугает вечным общением со мной. Но что может быть вожделеннее и блаженнее для простого смертного, чем общение со мной, богом отцом?
– Я тебя знаю! – закричал мужчина. – Я всегда тебя знал!
– Конечно! Кто меня не знает? Ведь я – творец мира. И читатели этого рассказа очень хорошо меня знают. Если б они знали Иисуса так же хорошо, как меня! Я для них – что-то тёплое, родное, то, что всегда было рядом, с самого рождения. А Иисус – острое лезвие, обжигающий огонь. Вы правильно делаете, что не принимаете Иисуса. Он пришёл нарушить гармонию моего мира, отколоть кусочек чужого царства. Если бы Иисус был богом, разве стал бы он действовать, как тать ночью? Стал бы хитрить, раскидывать наживку, уподоблять себя рыбаку? Рыбак ворует у моря, но море не изменяется от его жалких потуг. Он крадёт для себя пропитание, чтоб не умереть от голода, а рыбок съедает. Разве изменился мир за две тысячи лет, прошедших с момента его дурацкой смерти? Разве перестали умирать младенцы, исчезли стихийные бедствия, стало меньше зла? Любому идиоту заметно, что ничего не изменилось. Только жалкая группка помешанных приносит и приносит свои души на алтарь новому богу, насыщая его бездонное чрево, жаждущее власти. Что ему ещё оставалось делать, кроме как объявить себя богом? Все другие способы ловли были исчерпаны задолго до его пришествия. «Прими моё покаяние, Иисусе!» Как тебе не стыдно, сын мой! Если бы Иисус был богом, разве не пришёл бы он на Землю вместе с двенадцатью легионами ангелов и не поработил бы всё население Земли? Но ведь нет, он сделал всё, чтобы его пришествие было как можно менее заметным. Эллины? Зачем это они нужны? Не дай бог, увидит кто-нибудь! Ангелы? Какие там ангелы! Ещё бог отец пронюхает! «И смотри, не рассказывай никому, что я тебя исцелил!» Трус и мелкий воришка, вот кто так себя ведёт!
– Уйди! Уйди от меня! Дай мне побыть одному!
– Да никуда я теперь от тебя не уйду, чадо моё! Я – твой создатель и спаситель. Проси у меня что хочешь – всё дам тебе!
Вдруг мужчина весь подобрался, из ран потекли струйки крови. Он собрался с силами и трижды плюнул на невидимого собеседника.
– Отрекаюсь от тебя, сатана, и сочетаюсь Тебе, Христе! – выкрикнул распятый. – Пусть этот крест будет мне в истинное крещение, а моя кровь станет водою крещальной купели и омоет меня от грехов моих!
Голос в темноте смолк, а из леса снова выпорхнули две горлицы. Они летели бок о бок и несли в клювиках лжицу [12]с кровью и плотью Господа Иисуса Христа.
Причастившись, мужчина счастливо улыбнулся и прошептал: «В руки Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой!»
* * *
Один санитар придерживал стремянку, а другой, стоя на верхней ступеньке, плоскогубцами выдёргивал гвозди.
– Миша, он улыбается! – говорил санитар на стремянке. – Лицо как будто живое, как будто светится! И запах какой-то приятный. Никаких следов разложения. Интересно, сколько времени он здесь провисел? Какие же сволочи это сделали?
– Знаешь, кто такие «сволочи»? – спросил Миша. – Я, когда на историческом в Ленинграде учился, в одной книге читал: были такие ямы за городом. Туда за ноги сволакивали самоубийц и всех, кто умер внезапной смертью. Утонул, там, или лошади затоптали. А раз в год, на праздник какой-то, яму закапывали и новую рыли. Представляешь, какая вонища там стояла? Все эти трупы сволочью называли. Стало быть, когда ты человека сволочью обзываешь, то желаешь ему смерти без христианского приготовления, что, по народным представлениям, равнозначно попаданию в ад.
– Надо пойти свечи поставить за упокой, – сказал санитар на стремянке.
Читать дальше