Петров Александр - Неофит в потоке сознания

– Миша, ты нас защитишь? Знаешь, я еще не видела папу таким испуганным.

– Доброе утро, Марина! – Улыбнулся я. – Видишь, какой я большой, лохматый и косолапый? Меня хватит, чтобы прикрыть и тебя, и твоего папу, и всю вашу родню.

– Ты всё шутишь, – рассеянно кивнула девушка. Она никогда не улыбалась, страдала от депрессии и была помешана на суициде. Иногда казалось, что она только и думает о том, каким способом, когда и где свести счеты с жизнью.

– Мариночка, прости, можно вопрос? – Она кивнула. – Ты молода, красива, обеспеченна, талантлива. Ты не играешь и не лжешь, поэтому искренна и честна. Ты глубокая личность, способная сопереживать чужой боли. Наконец, ты добрая и весьма привлекательная девушка. Так почему ты не радуешься этому?

– Постой. – Она подняла руку, словно защищаясь от меня. – Ты уверен, что говоришь обо мне? – Она сверлила меня напряженным взглядом. Я лишь едва заметно кивнул. Она замотала головой: – Прости, Михаил, но я не такая. Как, например, ты объяснишь мою депрессию?

– Очень просто. Как я сказал, у тебя чуткая душа. Ты, как нормальный человек, отрицаешь этот мир, где царят жадность, агрессия, разврат, зависть, а того, что ты ищешь в жизни – нет. А это самое главное, потому что это – любовь.

– Да. Это так. Но как ты узнал?

– Просто я жил так же, как ты. У меня есть опыт. Только мне удалось вырваться из этого заколдованного круга. Я сделал величайшее в своей жизни открытие! Я разыскал неисчерпаемое сокровище. И теперь я могу сказать: жизнь прекрасна!

– Правда? – Улыбнулась она, впервые за время нашего знакомства. – Надеюсь, ты поделишься со мной открытием?

– Конечно, Марина. А теперь, когда на твоем прекрасном лице я увидел улыбку, поверь, я буду защищать тебя еще лучше и еще надежней. Потому что у меня появилась надежда на то, что ты в скором времени научишься радоваться жизни и улыбаться непрестанно. А это необходимо охранять, потому что бесценно.

– Однако, хорошо я прогулялась. Спасибо тебе, Миша. Мы обязательно еще поговорим.

Для начала я обошел дом. Вообще-то это архитектурное сооружение можно определить разными словами: здание, замок, жилой блок, помещение для функционирования людей – всё, что угодно, кроме одного – дом. Над проектом особняка поработали архитекторы, проектировщики, дизайнеры, флористы, только им так и не удалось сделать объект уютным домом, куда хочется возвращаться от внешних бурь и невзгод к тихому родному очагу, где даже стены пахнут материнским теплом. В этом сооружении всё казалось бездушным и холодным, каким-то нежилым и казенным, что ли… И как они тут живут!..

На центральном наблюдательном пункте новейшее немецкое оборудование днем и ночью, в любую погоду, собирало информацию о передвижении всего живого и не очень в радиусе километра. Любой объект, который не вписывался в алгоритм компьютера, фиксировался, сведения о нем подвергались анализу и виде короткой информационной сводки сообщались дежурному охраннику. Я получил распечатку за истекшие сутки, пробежался по ней глазами – всё как обычно: бродячая собака, подвыпивший пастух, почтальон, охранник соседнего дома, ссора соседей. Ничего серьезного.

На южной веранде я столкнулся с хозяином. Он сунул для пожатия влажную ладонь и поднял на меня красные от бессонницы глаза. Да, сдал человек, укатали сивку крутые горки. Я прочел про себя три Иисусовых молитвы и сказал:

– Антон Павлович, вы просто побудьте дома. Я его сегодня к вам приведу. Вы с ним договоритесь, и проблема будет решена к обоюдному согласию.

Хозяин долго смотрел в мою переносицу, потом хрипло спросил:

– Михаил, ты что, получил свежую информацию? По братве пробил или по спецам?

– Можно сказать и так, – увернулся я от прямого ответа. – Только прошу вас, с наступлением сумерек не отлучаться из своего кабинета. Всё остальное я сделаю сам.

– Если сделаешь, Миша, проси что хочешь. Слышишь?

– Да полноте, Антон Павлович. Это моя работа. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.

– Дай-то Бог.

Он помолчал, уходить в дом ему почему-то не хотелось, он как-то затравленно посмотрел на меня и вдруг улыбнулся:

– Слушай, Миш, я тебе хотел рассказать чуть позже, но тут такое дело… – Он замялся. – Мало ли чего, так чтобы ты знал. Помнишь, мы ездили к тебе на родину?

Еще бы не помнить! Тогда мне показалось, что в хозяине проснулись барские замашки, или, как говорится, «вожжа под хвост попала». Он велел сесть за руль своего «хаммера» и везти его светлость на мою убогую родину. Я предупредил, что это около двухсот километров, он лишь криво усмехнулся и кивнул: давай, гони. Мне не очень-то нравилось говорить о моем сгоревшем отчем доме, это была моя боль, тайная и… мучительно-сладкая. Антон Палыч в дороге почти непрестанно говорил по двум телефонам, заглядывал в бар, звенел хрусталём и булькал напитками, разливая по салону духмяные ароматы многолетней выдержки, настроение его держалось устойчиво веселым, видимо, последняя сделка по мазуту прошла успешно, и он получил немалый куш. Мы неслись по дорогам, не обращая внимания на автоинспекцию и дорожные указатели, я со страхом думал, что мы увидим там полный развал, что-то типа большого безлюдного кладбища с руинами брошенных домов.