Козлов Сергей - Дежурный ангел

Нилов не умер. Не задела пуля жизненно важных сосудов. Но оставалась все это время там, внутри.

* * *

В осадном московском госпитале за Андрея взялся небритый широколицый хирург-казах. Он за последние сутки намахался скальпелем, как саблей, но, вняв мольбе Костикова, начал делать невозможное. В сущности, он делал это каждый день. Иногда получалось. Когда хирург уже подбирался к простреленному легкому, над столом склонился еще один доктор. Тот, который пришел сменить его.

Внимательно посмотрев серыми глазами в землистое лицо Нилова, он несколько удивился, а своему коллеге тихо сказал:

- Зря работаешь, Нурик, у него опухоль.

- Ты что - рентген? - не обратил внимания на его слова хирург.

Тихий доктор пожал плечами и отошел в сторону. Операционная сестра только стрельнула в его сторону быстрыми глазами: мол, устал, товарищ военврач, бредишь уже. А военврач стоял немного в стороне, прикрыв рот ладонью, и размышлял о превратностях человеческой жизни.

- Как он? - заглянул в операционную другой интеллигент в лейтенантских погонах.

- Нармальна, да! - крикнул, не поворачивая головы, хирург.

- Он мне жизнь спас, товарищ военврач.

- Я понял, да-а-а! Не мешай, лейтенант. Сейчас извлекать буду! - Но потом замер на секунду. - Олег! Олег! Ты - рентген! Есть опухоль. Пуля прямо там. Ой, шайтан! Вот бы фотографию сделать... Вторая стадия, наверное, а он воевал.

- Четвертая, - поправил тихий доктор.

- Вторая, Олег, вторая! Или ты думаешь, только в Москве учат?! Или я меньше твоего видел? Метастазы нету еще! Даже регионально!

- Не может быть! Тогда - нету уже! Нурик, я сам... - и осекся.

- Ты что, Олег Игоревич? - остановился вдруг Нурсултан Бектимирович. - Это твой больной? - хитро прищурил монгольские глазки на операционных сестер: вы ничего не слышали. А те и не слышали: инструменты подают, расширители держат.

- Нурик, я потом тебе расскажу, не поверишь.

- Не поверю, Олег? Да я теперь чему хочешь поверю. Ладно, будем удалять легкое, терять нечего. Крови он еще по дороге море потерял. Все равно - шансы мало, - помолчал некоторое время, собираясь с силами, подняв руки над головой, словно сдается в плен. - Тебя послушать, война лечит.

- Думаю, Нурик, она душу лечит, а душа - всё остальное.

- Ай-вай, Олег, чему нас материализм диалектически учит?! А?!

- Этот человек, помяни мое слово, Нурик, если вдруг выживет, попросит у тебя справку о том, что он здоров.

- Ты уже давал такую? - еще больше сузил глаза хирург, только бусинки-зрачки сверкнули, руки его между тем уже вовсю манипулировали. - Хороший человек, командира спас. Я бы такому пропуск в Кремль выписал, а не справку даже. Место в раю для него все равно забронировано, туда успеет еще...

- А я бы повременил удалять легкое, - загадочно сказал Олег Игоревич, - что-то мне подсказывает... Думаю, эта опухоль и так рассосется. Хотя такого и не бывает.

- На войне?! На войне всё бывает! Может, ты тоже наденешь перчатки? Думать некогда! Думает он, понимаете! Ты хирург или философ?! Твоя смена, между прочим!

* * *

Сердце Нилова нашло свою пулю на Висле, когда Андрей Нилов уже передумал умирать... До победы оставались считанные месяцы. К этому времени он имел две нашивки за ранения и несколько наград. Может быть, и эта роковая пуля миновала бы старшину Нилова, но в сей ответственный момент Второй мировой войны пришлось ему поднимать в атаку бойцов раньше намеченного командованием срока. Недоукомплектованные полки и дивизии двинулись на озлобленных поражениями, вгрызшихся в мерзлую землю и бетон фрицев. По просьбе премьер-министра Великобритании Уинстона, мать его, Черчилля. Пошли в наступление, возможно, даже раньше срока, который предполагался Там, где решаются судьбы людей и определяется ход истории человечества. Советские солдаты спасали своей кровью драгоценную кровь солдат туманного Альбиона; английских же солдат за всю войну погибнет чуть больше двухсот тысяч. А наших - в одной Польше шестьсот тысяч...

Пуля пробила не только сердце отважного старшины, но и письмо в нагрудном кармане гимнастерки, написанное неразборчивым, быстрым почерком доктора Олега Игоревича, химическим карандашом, испещренное какими-то странными медицинскими предположениями и терминами. Письмо это никто, кроме старшины Нилова, не читал. После войны Андрей Нилов хотел показать письмо своим близким, которые у него обязательно появятся. Но так получилось, что ближе детдомовских воспитателей, усталых солдат в холодном окопе и растерзанной родины у Нилова никого не было.