Козлов Сергей - Движда

— В этом мире нет ничего случайного, — без интереса к разговору сказал Платонов.

— О! Осознал! С той лишь разницей, что случайности устраивают себе люди.

— Не имею возражений.

— Ты теперь, наверное, в церковь бегать будешь?

— Не бегать, а ходить. Бегают в туалет, когда припрет.

— А говоришь — зла не держишь, — обиделся Виталий Степанович.

— Да не держу! Степаныч, ну можешь ты понять, что у меня кошки на душе скребут. Не кошки даже, пантеры, тигры, львы! Понимаешь?

— Да я тебя в жизнь пытаюсь вернуть!

— В какую?

— В нормальную. Чувствую же — эта... Магдалина... она не то что любовью мозги окрутила... ты же сейчас начнешь поклоны класть перед иконами...

— Степаныч, — Платонов почему-то не испытывал раздражения, — мои предки в течение тысячи лет стояли перед иконами. И знаешь, что логически, чисто прагматически, как именно ты понимаешь, высвечивается, что и Россия все это время стояла. Перестала Россия перед образами стоять — и чуть было вообще не перестала на ногах стоять. Колосс на глиняных ногах, так, кажется, любили называть ее все, кто ее ненавидел?

— А щас, значит, — Бабель почти взвизгнул, — если лбы не расшибают, то и России нет?!

— А что? — Константин посмотрел на плывущие чередой за окнами рекламные щиты: «купите», «ипотека», «льготный процент», «лучшие товары оптом и в розницу»: — Это Россия? Это морок какой-то...

— Ну все, ясно, — неимоверным усилием Виталий Степанович сдерживал себя, — не стоял ты в очередь за колбасой...

— Да стоял я, Степаныч, стоял. Но мне в ум не придет: Россию колбасой мерить. Докторской или копченой. Сервелатом. Салями.

— Братцы, вы сейчас что пытаетесь друг другу доказать? — не выдержал Максим Леонидович. — Одно другому не мешает. А мне, Виталий Степанович, эта девушка тоже удивительной... и прекрасной показалась. Светится в ней что-то. Может, Костя, материал о ней сделаешь?

— Нет, Максим Леонидович, — твердо ответил Платонов, — не могу. В одном городе нашей необъятной страны меня точно не поймут. Вот о больничке районной — пожалуйста.

— Ну, как знаешь, — снова вздохнул главред, которого, похоже, мучили совсем другие проблемы.

— Костя, — примирительно позвал Бабель, — надо в жизнь возвращаться. Ты талантливый. Посмотри вокруг...

Константин послушно посмотрел. За окнами плыл серый суетливый город. Муравейник. Теснились, почти толкались, вырываясь из пробок, автомобили, хаотично мигали огни реклам и системно — светофоры, и люди в этом бетонно-кирпично-стеклянно-стальном пространстве, пусть порой и беспорядочным своим движением, казались частью огромной бессмысленной системы. Главное, что каждый из них нес на лице какую-то собственную сверхзадачу, свою правду, свою цель. Кто — с улыбкой, кто — с суровой решительностью, кто — со знаком вопроса, кто — с бесшабашной доверчивостью, кто — с обидой, а некие — с пренебрежением ко всем остальным. И Константин Платонов, выйдя из машины, вольется в этот поток и станет одним из них. «Имитация жизни», — вдруг осенило Константина.

— Жизнь? — вслух спросил он. — Что под этим понимать? Жизнь по придуманным гордецами правилам?

— И что тебе не нравится? — не дал развить мысль Бабель.

— Скучно... — отрезал Платонов, и, немного подумав, добавил: — А иногда — подло.

— О-о-о... — завелся, было, Виталий Степанович, но его взлет на новый виток дискуссии оборвал Володя.

— Сначала в больницу? — спросил он.

— Да-да, Виталия Степановича сначала с рук на руки передадим, — обрадовался возможности прервать спор коллег Максим Леонидович.

Уже при въезде в больничный двор главред вдруг наклонился к забинтованному уху Бабеля и прошептал:

— Степаныч, я знаю, что не дает тебе покоя. Ты вдруг понял, что твой молодой друг стал смыслить в этом мире что-то иначе, а в чем-то даже больше тебя. Назидательный тон более не пройдет. Не стоит из-за этого кипятиться.

— Да я... Да вовсе нет... Да... — Бабель невольно растерялся, не успевая понять, прав или нет Максим Леонидович.

Пора уже было выгружаться.

— Костя, — позвал он, когда его уже переложили на больничную каталку. — Костя!

Платонов в это время поправлял ему одеяло. Он посмотрел на старого журналиста с искренней улыбкой:

— Да ладно, Степаныч, не заморачивайся ты. Выздоравливай. Я тебе книг привезу. Маленький ди-ви-ди хочешь?

— Хочу, — облегченно вздохнул Бабель, ощутив искренность и неподдельную заботу Константина. — Привези, пожалуйста, фильмы с Луи де Финесом. Давно хотел пересмотреть. В молодости — не давали, а потом всё времени не было. А тут...