Козлов Сергей - Скинькеды

- Почему же мы их не пустим обратно? - резонно спросил Гена.

- Потому что вместе с ними вернётся война, теперь уже по-другому быть не может.

- Тогда зачем война?

- Война - это пища для богатых, для тех, кто хочет стать богатым и управлять другими людьми, - коротко объяснил отец.

- Но почему большая Россия молчит?

- Потому что в России тоже идёт война, и ей намного тяжелее, чем маленькой Абхазии, на ней большая ответственность. Мы же входили в Россию как отдельный народ и выходить из России не собираемся.

Именно поэтому Гена подружился с Алексеем. Оба не понимали, как могут спокойно жить люди, тем более в роскоши, когда где-то идёт война и гибнут невинные люди. И оба они с одинаковой силой презирали Горбачёва и Ельцина.

Мать не согласилась возвращаться в Сухуми ни под каким предлогом.

- Я столько перевязала раненых с обеих сторон, что заслужила себе мир и покой, - говорила она.

Даже спустя несколько лет после того, что она видела в городе во время боёв, она пугалась разрывов петард и салютов. Едва-едва её удалось уговорить ездить в Сухуми в отпуск. Всё-таки - солнце и море бесплатно. А в этом году поехать не удалось, потому как маму оставили на лето вместо главного врача. Отец же настоял, чтоб все родственники собрались помянуть дядю Валеру на территории России. У них дома.

Отец так и разрывался на две части, мотаясь между Сухуми и Сибирью. С переменным успехом занимался коммерцией. Повзрослев, Гена понял, что отец занимается перевозкой не только товаров народного потребления и мандарин, но и ведёт какие-то дела с российскими военными. К тому времени у всех Бганба были российские паспорта, поэтому отец настоял, как старший в семье, чтобы двоюродный брат Владислав поступил в институт в России. Следом пошёл и Гена. Правда, получив в этом году диплом, Владислав уехал с отцом, а Геннадия оставили единственным мужчиной в доме. Это было похоже на приказ, и отказаться он не мог. Но вчера они вернулись и привезли с собой запах некончившейся войны...

* * *

В десять утра вся команда была в сборе. Смоляков пришёл один, опоздав на пять минут. В руках у него была большая спортивная сумка. Утро выдалось пасмурным. Задумчивые облака быстро погрустнели до состояния туч. Стало прохладнее, но небо уронило только несколько капель на квадратный метр, попугав дождём. Погода добавила хмурости и озабоченности лицам ребят. Участковый же, напротив, пришёл с особым вдохновением.

- Ну что, дети лейтенанта Шмидта, двинули?

- Куда?

- Щас всё увидите, тут недалеко.

Маленьким отрядом они прошли три квартала и вошли в один из дворов, состоящий из муниципальных зданий и офисов. Почти в центре стоял старый, века ещё девятнадцатого, огороженный чугунной изгородью двухэтажный особняк. На воротах красным фоном выделялась вывеска с надписью «Дом ребёнка», мелкими буквами было обозначено его районное значение и отношение к системе образования. Никто из ребят лишних вопросов не задавал, милиционер и сам вёл скупую экскурсию. Так, у входа в особняк он указал на заделанный не так давно прямоугольный проём в дверях.

- Здесь был специальный ящик... Для младенцев... - и ответил на немой вопрос ребят: - Сюда малышей подбрасывали мамаши, у коих совести чуть больше, чем у тех, которые бросают пищащие пакеты с детьми на помойки.

Такое начало нагнало ещё больше хмури, девочки вообще заметно волновались.

На первом этаже находились разнообразные административные и хозяйственные помещения, характерно пахло кухней и прачечной одновременно. В одной из комнат, в коей не было дверей, крутились центрифуги нескольких стиральных машин. Смоляков провёл ребят к массивной лестнице на второй этаж.

- За мной, - по-военному скомандовал он.

На втором этаже он провёл быструю рекогносцировку:

- Так, к грудничкам вам рано, сами недавно из памперсов выпрыгнули, а вот в старшую группу в самый раз, я заодно там своего крестника проведаю. По коридору прямо, дверь налево. Ну-ну, чего мы такие смущенные. В атаку! Это вам не «Голубую лагуну» штурмом брать, тут вас самих обстреляют, - и открыл дверь.

Ребята несмело двинулись следом.

- Скинь кеды, - сказал он на пороге идущему следом Морошкину, и тот от знакомого словосочетания вздрогнул. Зато когда расшнуровал обувь, с улыбкой заметил, что вся его команда тоже снимала с ног именно кеды.

- Дешёвая обувь от китайских коммунистов, - негромко сказал он.

В достаточно большой комнате суетились возле игрушек десять малышей четырех-пяти лет. Шесть девочек и четыре мальчика. Один из них, завидев в дверном проёме Смолякова, тут же бросился к нему.