Не одна то ли, да не одна, э, во поле дорожка,
Во поле дороженька она про... пролегала, пролегла.
Аня подняла голову и, к своему удивлению, увидела невдалеке от себя склоненную над ее грядой Акулину, которая, быстро, привычными движениями пропалывая свеклу, вполголоса напевала:
Заросла то ли, да заросла, э, во поле дорожка,
Во поле дороженька она за... заросла, заросла.
Как по той, то ли да, как по той, э, по дорожке;
По той по дороженьке нельзя ни... ни проехать, ни пройти.
Первым порывом Ани было сказать Акулине, чтобы уходила, но она не посмела. Вдвоем они быстро завершили урок и еще полчаса отдыхали до следующего послушания. Аня только и сказала ей:
— Спаси тебя Христос, Акулина.
— Да чаво там, — смутилась Акулина, — разве это работа, вот дома в деревне, там тяжельше, а тут чаво не работать, одно удовольствие.
Этот случай послужил началу сближения обеих послушниц. Со временем Аня немного узнала о судьбе своей соседки. Акулина была из бедной крестьянской семьи. Четырнадцать детей, и из них двенадцать девчонок. Двое мальчишек подросли — работники, а от девок на крестьянском дворе много ли проку? Потому, когда отцу Акулины представился случай отдать ее в монастырь, он был очень рад — и дочь пристроена, и на один рот меньше. «В замуж-то кто возьмет такую рябую, да еще без приданого? — сетовал отец. — А вековухой быть, так лучше монастырь». Акулина на родительское решение не роптала. «Значит, так Богу угодно», — говорила она Ане. В монастыре ее как хорошую работницу ценили, только вот уже три года она на послушании, а в разряд послушниц не зачислена.
— А как же другие? — интересовалась Аня.
— Со мной вроде вас жила, так только год — и одели в подрясник. Мне-то чего, в мирском сподручнее работать. Вы тоже, Анна Александровна, недолго здеся пробудете.
Постепенно Аня втягивалась в монастырскую жизнь. В кельях стряпня строго-настрого запрещалась. Ходить по кельям без благословения не разрешалось, а мирским вообще запрещался вход в кельи, даже родным. Свободные от послушаний часы, в воскресенье после службы, они с Акулиной проводили в келье. Узнав, что Акулина неграмотна, Аня стала обучать ее чтению, предварительно испросив на то благословение матушки игуменьи. Мать Варвара после ее просьбы надолго задумалась, а потом спросила:
— Ты думаешь, ей нужна грамота?
— Она бы могла сама читать Псалтирь, — робко сказала Аня, с надеждой поглядев на мать игуменью.
— Блажь это все, ну да ладно, — смягчилась матушка настоятельница, — коли сможешь, научи.
Глава 7. Искушения
В храме сестры стояли рядами, за каждой сестрой закреплялось место. Место игуменьи было сзади, и она всех сестер видела. Опаздывающих в храм ожидал выговор, а иногда и наказание. Долгие службы, в отличие от физических работ, Анне давались не тяжело. Но ей очень хотелось петь на клиросе. У нее было хорошее сопрано, и она это знала. Аня замечала, как умилялись гости, когда она исполняла дома под фортепьяно романсы. В гимназии ее тоже выделяли. Когда отбирали девочек для пения в городском соборе прокимна «Да исправится молитва моя» на Преждеосвященной литургии, ее неизменно ставили первым сопрано. Теперь она надеялась проявить свои способности на клиросе в монастыре, однако на клирос ее не благословляли. Аня очень огорчалась и досадовала на эту, как ей казалось, несправедливость.
Другой, даже еще большей, неприятностью была монахиня Корнилия. Порою Анне казалось, что Корнилия придирается к ней по всяким пустякам. Аня была уверена, что Корнилия специально преследует ее, чтобы выжить из монастыря. Узнав, что Акулина в тот день помогла Анне довершить свой урок в поле, она сделала Акулине строгий выговор и запретила впредь без благословения чем-либо помогать Анне в поле. Однажды Корнилия послала Аню с ведром на источник за водой. Идти по лесу для Ани было одно удовольствие. Набрав воды, она шла обратно. Размечтавшись о чем-то, Аня споткнулась о корень дерева и упала, пролив всю воду. Пришлось идти обратно. Когда она пришла с водой, мать Корнилия стала ее строго отчитывать за промедление, а в конце добавила:
— Тебе никогда не быть ни послушницей, ни монахиней в этом монастыре.
Анне стало страшно обидно от угроз матери Корнилии. Обида не проходила долго. В это время шел покос, жали серпами озимый хлеб на монастырских делянках. Работали от зари до зари. Некогда было ходить даже на службы.
— Здесь, на поле ваша служба, — говорила им монахиня Корнилия.
Читать дальше