Петров Александр - Дети света

Как-то он прочитал у одного уважаемого священника, что люди верующие делятся на три основных типа: язычники, патриоты и христиане. Первые ¾ славят Творца через восхищение Его творениями, в своем максимуме это приводит к идолопоклонству. Патриоты ¾ приходят ко Христу через любовь к своему народу и его историю, но готовы в иноплеменниках видеть врагов и убивать их. Патриотизм «без царя в голове» вырастает в пошлый национализм ¾ ненависть к ближнему. Христиане ¾ способны объять любовью всех людей, весь мир, независимо от национальных и культурных различий; для них нет отечества на земле ¾ они живут Небесным царством и только телесно пребывают на земле. Таковые достигают святости.

А ближе к ночи Петр тупо смотрел в пыльный угол с треснутыми обоями и с трудом переживал изматывающую боль, засевшую глубоко внутри.

И тихо стонал: «За что мне это постоянное мучение «зреть в корень» человеческой тени? Что за наказание разгадывать в самонадеянном супермене липкий страх хронического неврастеника? В изящной красавице ¾ безобразие трупного уродства? В мудреце ¾ самозабвенную тупость глухаря на току? В весельчаке ¾ черную тоску отчаяния? В богаче ¾ копеечную жадность? В розовощеком тихоне ¾ придавленную до времени разнуздан­ность? Во внешнем праведнике ¾ полуночного растлителя и убийцу? Иногда стискиваю зубы до скрежета, чтобы не завопить: «Пожалей меня, Господи! Это же ад на земле ¾ видеть всю эту мерзость. Это горение в адском пламени. Зачем мне это?»

Не для того ли, чтобы привести меня на край отчаяния, за которым или смерть в бездне ¾ или спасение в молитве, сводящей с небес бесконечную любовь, все покрывающую, все осветляющую?

Люди, люди, человеки… Как тесно в великих широтах мира вашего. Душа требует сиюминут­ной небесной святости, но тяготится грубыми отражениями адских страстей. Они обжигают меня в окружающих ¾ и чуть позже открываю их в себе.

Каждый день покаянием расчищаю место для грозного Господина моего и Отца милостивого. Но через миг там полным полно свежих сорняков моих греховных пристрастий. И как бы ни старался выдрать их, они тут как тут, извиваются и выпускают ядовитые шипы. Увижу ли нечистоту в ближнем ¾ и сразу распознаю ее в себе, только увеличенную, как в выпуклом зеркале. Открываю ли злобу в прохожем ¾ она уже раздирает и меня. Наткнусь на кривые сучья омертвелости в соседе ¾ сам околеваю от смертного холода.

Куда мне деться от суда, где на кресле под судейской мантией ¾ мой осужденный. И вершит он жестокий суд надо мною, своим вчерашним судьей. Тогда в изнеможении падаю ниц и, срывая ногти о камень, молю простить за привычные осуждения братьев моих и сестер, страждущих со мной в едином теле, Глава которого снисходит к нам и милостиво прощает нас всех… и меня последним. Прощенный, взлетаю молитвой к Отцу моему и в каждом ударе сердца звучит благодарность, устремленная в Небеса.

И только в промежутках между молитвенными ударами сердца, в той краткой тишине вздоха мимолетно сверкает улыбка моей надежды. Это она, драгоценная, ведет меня на ежедневную брань, где сам я всегда проигрываю, а за меня Отец покрывает и сглаживает то, на что не хватило моих сил. Это она, надежда моя, не дает упасть, когда я качаюсь в сторону похоти; и поднимает, когда падаю в пропасть греха. Это она за одно лишь искреннее «Прости, Господи!» изливает с Небес чудесную спасительную помощь».

Каждый день молился Петр о здравии строгого архимандрита, будто готовился к реши­тельной беседе с ним. Наконец, такая возможность представилась. Жора позвал его к батюшке. За чайным столом Петр молча напряженно молился. Пока Жора обсуждал, как им спасти Россию и что им делать с Америкой, отбившейся от рук, — Петр молился. Пока по очереди перебирались кандидатуры больших политиков на предмет их продажности, — молился.

Петру было ужасно стыдно, что его волновал «очень маленький эгоистический» вопрос ¾ как спасти свою душу, одну единственную. А после, получив прощение, и ближних своих вымолить, если сил хватит. Видимо, это как-то передалось батюшке, потому что он прервал политический диспут на полуслове и взглянул на Петра:

¾ Все пишешь, Петр Андреевич? Мне один за другим твои рукописи несут, и все хвалят. Ты их что, специально ко мне подсылаешь?

¾ Вы же, батюшка, меня благословили раздавать, но не издавать. Вот я знакомым и рассылаю. А уж понравилось или нет ¾ это дело не мое, а совести каждого.

¾ Батюшка, вы знаете, как я сам писателишек не люблю, ¾ вступил майским громом Жора, ¾ Только, честно признаться, мы с моей ненаглядной ¾ читаем и еще просим. Пусть себе пишет…