Петров Александр: Странствующий

Дорожка серпантином поднимает нас на гору. Проходим оливковые рощи и забираемся выше пушистых облаков. Молитва пульсирует свободно и придает нам сил. Воздух свежеет, небо над головами с каждым витком серпантина углубляется синевой. Наконец, пересекаем еще один слой облаков… А здесь!

Перед нами открывается необозримая долина, залитая солнечным светом. Подходим к огромным золотым воротам. Здесь стоят двое суровых воинов в блистающих серебром одеждах. «Ничто нечистое сюда войти не может», ¾ объявляют нам. Накатывает страх, смятение: неужели зря пришли? Конечно, куда мне такому?.. В этот миг раздается властный голос: «Пропустите! с ними Божия милость». И мы, осенив себя крестным знамением, не без страха входим внутрь. При этом пересекаем невидимую границу. Я ощущаю, как светлая волна накатывает и невидимым огнем проходит сквозь все мое существо. Сладостное мирное спокойствие устанавливается в сердце. Еще чище и ярче становятся наши одежды. Глаза обретают возможность видеть дальше. Молитва становится радостной, естественной, как дыхание.

Нас окружают прекрасные сады, облитые ярким золотистым рассеянным светом. На ветвях деревьев между сочных трепетных листьев колышутся наливные плоды. Птицы невиданной красоты поют и щебечут так мягко и мелодично, как даже земные соловьи не умеют. Цветы, растущие всюду, покачивают соцветиями дивной красоты и изящества. Ароматы тончайших оттенков разносятся ласковым ветерком. На берегу реки мы замираем, чтобы полюбоваться игрой золотистых бликов на спокойной водной глади. Набираю в ладони прохладной, эфирной, голубоватой воды. Пробую на вкус: сладко! Влага, едва коснувшись языка, разливается по всему телу.

Как только подумал о них, ¾ появляются люди. Они красивы и молоды, в переливающихся разноцветных одеждах. На лицах, обращенных к нам, мягко теплятся добрые улыбки, лучатся по-детски распахнутые глаза. Наше появление всех искренно радует. Что-то вспоминается мне из земного прошлого… Ну, конечно! Ведь это любовь. Только земная любовь редка, мимолетна и неверна, как луч северного солнца, нечаянно пробивший сплошную пелену облаков.

Здешняя любовь естественна и спокойна. Да-да, мирная, живая любовь. Так же прочна, как сама жизнь вне смерти, как чистота без примеси грязи, как красота без уродства. Если бы ни омовение в иорданских струях, ни подготовительный молитвенный подъем вверх, ни прохождение сквозь благодатный огонь, ¾ я сейчас, верно, вопил бы от счастья, всех подряд обнимал и прыгал выше деревьев. Но здесь, в мире Божием, любовь тиха и естественна…

На холме сверкает дворец, возведенный будто из огромных драгоценных камней. Нас влечет к нему предощущение праздника. Вместе с блаженными небожителями направляемся туда. Так приятно идти среди людей. Они сейчас, как верные друзья, как старшие любящие братья и сестры. Внутри дворца наше внимание устремляется к центру, где возвышается огромный храм. Троекратно осенив себя крестным знамением и поклонившись, входим под светоносные своды, уходящие в необозримую высь. Вместо иконостаса здесь занавес, словно из мягкого рубина. Из алтаря сквозь занавес, заполняя все пространство, льется сильный золотистый свет. Волна торжественного страха во мне сменяется приливом блаженной любви.

Здесь непрерывно звучат песнопения, похожие на гимны. Мы со странником по велению сердца включаемся в славословия. И снова воспоминания восходят на ум. В далекой земной молодости пели мы праздничные песни, в которых воспевали любовь и дружбу, солнце, небо, леса и море… Но та праздничная радость, как жемчужина на дне штормящего моря, поблескивала редко и мимолетно, поглощаясь набегающей волной страстей. Видимо, потребность человека славить Творца, хотя бы через восхищение Его творениями, хотя бы как-то, ¾ естественна, хотя в земных людях затерта и приземлена.

Стою перед Престолом небесным. Пою славу Отцу вместе с небожителями. Рядом со мной странник в унисон произносит наше соборное:

«Благослови, душа, моя Господа и не забывай всех воздаяний Его».

Но как все здорово получается! Не только голосом пою, не только глазами взираю, не только руками раскачиваю в такт невесть откуда взявшимся белым цветам ¾ все мое существо до последней клеточки отдается этой невыразимой радости. Сейчас утрачено чувство времени, все то необозримое множество людей, находящихся в храме, соединено и направлено потоком сыновней любви к Источнику самой любви, Который милостиво позволяет сотворенным именовать Себя Отцом. А от Него, Вседержителя, на нас изливаются такие живоносные светлые потоки Отеческой любви, что забывается все земное.