Петров Александр - Восхождение

В сияющем поднебесном пространстве, огромном, как вселенная, ¾ разливается широченная яркая радуга, переливаясь прозрачными огненными дугами. «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ! ¾ вопию, что есть сил, ¾ И сущим во гробех живот даровав!!!». Я марширую по комнате моей беспредельной вселенной и прыгаю «веселыми ногами» и кричу, кричу, как мальчишка, узревший вдалеке идущего навстречу ему отца ¾ родного, милого, могучего и бесконечно доброго: «Хри-стос вос-кре-се из ме-е-ертвы-ы-ых!..». Радуга сияет надо мной, играет во мне и звучит, сотрясая мою бесконечную, огромную вселенную: «… И су-у-ущим во гро-бе-е-ех живо-о-от да-ро-ва-а-ав!». Слава Тебе, Господи! Требуется помощь

¾… И не вздумай говорить такое! Чтобы я, да забыл тебя. И вот тебе тому свидетельство: мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, приезжай. Только дай согласие, и сразу вышлю за тобой машину.

¾ Конечно, если нужно… ¾ мямлю совершенно смятый его неожиданным натиском.

¾ Ну, и отлично. Жди транспорт.

Филипп Борисович по прозвищу Доктор лишь изредка позванивает мне в течение последних нескольких месяцев. Если честно, то и времени на его заумные длинные беседы под блюда и роскошь у меня просто нет. Жизнь моя так уплотнилась, что сам удивляюсь, как это успеваю я так много строить, читать, молиться, общаться.

Да и Дуня моя в таком интересном положении, что нужно подольше бывать рядом. Вообще-то, я думал, что ей будет тяжелей: токсикозы, там, капризы и прочее. Нет, она так гармонично вписалась в свое новое состояние, будто ждет уже пятого ребенка. Ходит на консультации, завела там подружек, таких же неуклюжих пузатиков с утиной походкой. Иногда она позволяет мне подержать руку на животе, в котором, кто-то крутится и чем-то толкается.

По вечерам я читаю вслух молитвы, писания Святых отцов, и к удивлению Дуни, наше не родившееся еще дитя прекращает свои постоянные верчения и успокаивается, будто внимательно слушает. Я объясняю, что это так и есть, что маленький человечек там, внутри, понимает много больше в духовном мире, чем мы, потому что целиком еще в руках Творца. А после совместных молитв у нас в семье наступает совершенно чудное время. Моя молчальница, прижавшись ко мне, застенчиво, как девчонка, полушепотом выспрашивает про ту неведомую ей жизнь, куда влечет и ее. А среди ночи или рано утром иногда я просыпаюсь и подолгу смотрю на спящую свою женушку, в которой происходят таинственные внутренние процессы. И молюсь за нее и ребеночка, за которых чувствую растущую мужскую ответственность перед Господом. Впрочем, нет в новом моем состоянии страха за них, да и за нас в целом. Наоборот, с каждым днем растет мое доверие к Отцу нашему Небесному.

…В прорабскую входит известный мне мужчина в черном костюме и с неукоснительной вежливостью предлагает следовать в машину. Всю дорогу молчит. Мне рядом с ним неуютно. Привозит он меня в незнакомое здание с мраморно-зеркальным вычурным фасадом, поднимает на бесшумной лифте, пропитанном запахом сигар и духов, ведет по светлым коврам в громадный кабинет, из окна которого видна широкая пойма реки в золотистых лучах заката.

В кабинете, кроме Доктора, присутствует еще один господин весьма крупных габаритов с лицом аристократа с высоким лбом и сильными очками под ним. Мужчины облачён в классический черный двубортный костюм. Жесты его изящны, движения мощного тела осторожны и экономны. Из-за стола выходит озабоченный Доктор в белой сорочке с развязанным галстуком, знакомит меня с этим представительным человеком ¾ своим заместителем Валерием Ивановичем. Тот крепко пожимает мою руку и, уважительно изучив внимательным взглядом, сразу удаляется. Доктор, натянуто вежливо улыбаясь, поясняет, что «выращивал в этом парне своего помощника чуть ни с пеленок», затем приглашает занять кресло под хвойным растением в бочке, в котором с радостью узнаю можжевельник.

¾ Вот, как видишь, обживаем новые апартаменты. Пытаемся соответ­ство­вать требованиям международных стандартов. За этой стенкой примерно такой же кабинет с комнатой отдыха для тебя. Если, конечно, ты согласишься.

В общении с такими людьми, как мой нынешний собеседник, никогда не знаешь, когда он говорит серьезно, а когда ведет запутанную игру, в которой тебе предлагается неведомая роль. При этом вряд ли тебя посвятят в правила игры. Поэтому вместо ожидаемых от меня восторгов молчу и про себя творю Иисусову молитву. Доктор изучает мою физиономию и вздыхает: