Петров Александр - Искатели счастья

− Спасибо тебе, Юра, − тихо сказал Лёва. − Я и не думал, что это так просто и… близко. Ничего подобного я еще не испытывал. Мне очень хорошо!

− И мне тоже, − призналась Юля. − Спасибо тебе, дорогой. А ты заметил, что у меня все так гладко прошло, даже испугаться не успела. А в воскресенье − к Причастию!

− Заметил, − кивнул я. − Ты вот Лёву благодари − это он нас подвигнул на исповедь своим «вычислением Бога». Дивны дела Твои, Господи!

От пережитых волнений мы почувствовали приступ голода и зашли в арбатский «Кофе-Хаус». Я подошел к стойке, ждал заказ и поглядывал на своих друзей. Они сначала рассматривали странных парней, уткнувшихся в ноутбуки, девушек, весело щебетавших между собой и по сотовому телефону, не забывая постреливать глазками в сторону мужчин. Но вот Лёва что-то сказал Юле, она ответила, и у них завязалась беседа. Когда я подходил с подносом, до меня долетела фраза Юли:

− А я так тебя боялась! Думала, такой умный дядечка. Куда мне с ним разговаривать!

− А я тебя! − широко улыбался Лёва. − Ты такая красивая! Куда мне рядом с такой красавицей!

− Ну вот и наш гламурный зеленый чай с культовым штруделем, − встрял я в разговор. − Вы не соскучились?

− Какое там! Можно сказать, снова познакомились.

− Ну вот и славно, и трам-пам-пам, − пропел я из какого-то водевиля.

Потом пили чай, бродили по старому Арбату, дошли до американского посольства, сломали шеи, разглядывая высотку и вспоминая стихи «А на площади Восстания, у высотного здания стоит высотный постовой». Потом свернули на Малую Грузинскую и попали на выставку в подвале доме, где жил Высоцкий. Долго стояли перед необычными картинами: «Семь смертных грехов», «Предчувствие Бога», «Сон о потерянном рае», «Кони Апокалипсиса». В кафе к нам подошла художница, представилась: «Наталья» и попросила помочь вынести картину.

Мы с Лёвой несли огромное полотно с обнаженными девицами в стиле Кукрыниксов, а Наташа рассказывала, что эту картину сняли с выставки, потому что в комиссии одни профаны: «Классическую тему «Суд Париса» снять!» Потом нас не впустили в метро, и мы пешком дошли до какого-то особняка-развалюхи, в котором и находилась Наташина студия. Внутри помещение выглядело еще более запущенным. Всюду стояли, валялись, висели картины с карикатурным изображением обнаженных тел. Одна пышная фигура на полотнах часто повторялась. Наташа объяснила, что это любимая натурщица по имени Диана, которую она пишет больше двадцати лет. Художница сбросила со стола худющую облезлую кошку, достала из старенького холодильника «Ока» плетеную бутыль болгарского вина, колбасу и селедку. Разрезала. По мастерской разлился запах тухлятины. Лёва отшатнулся от стола и смущенно сказал, что эти продукты употреблять внутрь нельзя. Хозяйка посмотрела на него уничтожающим взором, но тут же забыла об этой мелочи, переключившись на «Суд Париса», видимо, излюбленную тему.

− А что за суд такой? − опрометчиво спросил Лёва.

− Ты совсем тупой? − взвизгнула Наталья. − Или прикидываешься?

− Да я по другому вопросу, Наташ, − смущенно объяснил Лёва. − Физика, математика, логика, статистика…

− Ну-ка расскажи что-нибудь, − сменила гнев на милость хозяйка.

− Существует семь неразрешимых задач, за решение каждой из которых один американский институт дает премию в миллион долларов, − сказал Лёва, пригубив красное вино. − Так вот одну из них я недавно решил − теорему Пуанкаре. А потом заглянул в Интернет и узнал, что её же решил один питерский математик Григорий Перельман, сын того самого Перельмана, который написал «Занимательную физику».

− Ну и что? − подпрыгнула Наташа. − Ты миллион свой получил? Может, дашь взаймы? Я бы тут ремонт сделала, персональную выставку организовала.

− Ни я, ни Григорий ничего не получили. Он отказался, а я и публиковать не стал. Ему предложили соавторство, он не дал согласия, за что выгнали из института. Сейчас живет с мамой на её пенсию и скрывается от папарацци. А мне сам процесс был интересен. Эта теорема подтверждает теорию происхождения вселенной из одной точки.

− Вот это да! − открыла рот Наталья. И восхищенно протянула: − Ну ты, Лёвка, и шляпа! Ну ты и гений! Ну ты и лох…

− Дай руку, друг, − сказал я, протягивая к нему обе конечности. Мы обнялись. − Вот это уважаю, Лёвушка! За это я и перед тобой, и перед Перельманом цилиндр снимаю.

Вышли мы от художницы поздно ночью, неся подмышкой два небольших полотна с вариацией на ту же на тему «Суд Париса». На сероватом небе поблескивали несколько блеклых звездочек. С Москвы-реки веял приятный ветерок. Мы еще долго бродили пешком и весело разговаривали о том, о сём. Нам было удивительно хорошо вместе. Рычание льва на закате