Петров Александр - Летящий с ангелом

— Вот и ладно. Ну, а сейчас, ребята, покажите мне свои владения. Очень интересно, как вы тут устроились.

Он по-прежнему шагал в окружении толпы и для каждого находил доброе слово. Как это ему удавалось — слышать и одновременно говорить со всеми? Мы водили его по нашим любимым местам: бассейн с большой каменной лягушкой, резная беседка со скамейками в окружении плакучих ив, живой уголок с петухом, морской свинкой и ежиком; и, конечно, песочница с белым речным песком. Здесь он присел на корточки и неожиданно предложил построить замок с башенками и рвом. И мы принялись за строительство.

Подходили родители и бабушки, стараясь подключиться к строительству замка или просто понаблюдать за нашей работой. Конечно, начальником строительства стал Олег Иванович. Он снял пиджак, закатал рукава белой рубашки и увлеченно копал, лепил, подавая команды и советы. Мы со Светой были его главными помощниками. Я смотрел то на румяную Свету с блестящими глазами цвета лесного озера, то на ее замечательного папу… Мне хотелось одного: чтобы это никогда не кончалось.

Позже мы подружились семьями и стали бывать друг у друга в гостях. Моя мама полюбила маму Светы — тихую блондинку восточной красоты с неожиданно смуглой кожей и вытянутыми темно-зелеными глазами. Словом, все складывалось как нельзя лучше, только наши отношения со Светой от этого не упростились. Она то открывалась мне и, казалось, не было никого ближе; то вдруг смотрела сквозь меня, я же мучился и холодел. Что рядом с ней было удобней всего — это молчать. И смотреть на нее. И любоваться.

Однажды Олег Иванович застал нас в приступе задумчивости, взял меня за руку и повел в гостиную. Там усадил за журнальный столик с коробкой гаванских сигар, сам присел в кресло напротив и полушепотом спросил:

— Что, брат, нелегко тебе со Светой?

— Иногда, — признался я.

— Понимаю. Знаешь, даже я, случается, побаиваюсь ее. Мне кажется, что она знает о жизни больше любого взрослого.

— Мне тоже так кажется.

— Тогда и ты меня понимаешь. Но ты, Андрюш, ее не бросишь?

— Нет, что вы! — взвился я. Бросить — мысль эта показалась мне жуткой.

— Вот это по-мужски. Ты надежный человек. На тебя можно положиться. Знаешь, в общем-то Света очень одинока. Ее даже мы с мамой не всегда понимаем. Она как скрипка среди барабанов. Необычная девочка. Вот такая история.

В отпуск родителям удалось вырваться на море. Летели мы на самолете. Мне понравилась стюардесса Тоня: веселая, красивая, в белой блузке, от нее пахло цветами. Она склонилась ко мне и спросила, летал ли я раньше. Я сказал, что летал много раз, но на самолете впервые. Она внимательно посмотрела на меня и улыбнулась, как другу. Кажется, она меня поняла. Хорошо, когда тебя понимают! Самолет набирал высоту, мне заложило уши, я подвигал челюстью, разгрыз барбариску, восстановил слух и прильнул к иллюминатору.

Под нами проплывали пушистые облака. В разрывах белого ковра виднелись квадраты полей, нити дорог, зеленая пена лесов, зеркала озер — все это напоминало географическую карту. Снизу плоские, облака поднимались клубами ввысь, к пронзительно синему небу. Жадно искал я что-нибудь живое: не могло же это красивейшее место оставаться незаселенным.

— А знаешь, Андрюша, какой там жуткий холод? — спросила стюардесса Тоня. Она склонилась ко мне, обдав запахом свежести и дружеским теплом. — Сорок градусов мороза. Представляешь? Бр-р-р!

Я удивленно взглянул в иллюминатор. Там, за стеклом, не висели сосульки, не лежал снег. Наоборот! Зеленые леса между пушистых облаков заливало радужными лучами яркое золотое солнце. Поэтому казалось, что за бортом все прокалено жарким зноем, а облака горячие, как пар над кипящей водой. Нет, никого я там не увидел, кроме скользящей тени от нашего самолета. Ослеп я, что ли? Наверное. Во всяком случае, ярко-красные пятна и полосы долго еще преследовали меня, особенно когда моргал или закрывал глаза.

Поселились мы в частном доме с большим участком земли. Приютила нас бывшая учительница, женщина тихая и добрая. А встретились мы с ней на набережной, куда прямо с вещами пошли купаться. Первое, что я закричал, когда прыгнул в пенистую зеленоватую воду: «Она соленая!» — «Надо же, правда соленая», — откликнулась мама. А папа — он сидел по пояс в воде и молча блаженно улыбался. Вышли втроем из воды. У наших чемоданов стояла бледная женщина в кофте, охраняла. Вежливо, но строго отругала нас за безалаберность. А потом сжалилась и позвала к себе жить.