Петров Александр - Летящий с ангелом

На почте в душной телефонной кабинке я долго вспоминал собственный номер телефона. Наконец, сквозь треск и эхо помех отец сообщил мне, что он ходил в институт к стенду и с радостью прочел мою фамилию в списке студентов. Я от души поздравил родителей с этой новостью. У меня внутри ничего не шелохнулось. Вернулся к Юре и продол­жил рыбалку.

В первые дни студенчества я узнал, что такое «картошка». Раньше по наивности думал, что это съедобный корнеплод, а оказалось — десант в отстающий колхоз. Сначала я спросил об этом у отца. Он потер висок и сказал, что это, должно быть, какой-нибудь субботник, поэтому я пришел на «картошку» в свитере и старых брюках, будто на денек на овощебазу. Мои сокурсники удивились, что я налегке. Они-то экипировались, как на войну: рюкзаки с запасом консервов, сапоги, телогрейки. Я пожал плечами и положился на доброту сельских жителей. Действительно, хозяйка дома, куда нас четверых поселили, быстро приодела меня («не боись, поди, не с покойника») и накормила грибным супом с поллитром сметаны, как самого бедного и непутевого.

Честно сказать, «картошка» мне понравилась. Три недели мы работали на земле, пахучей, жирной и мягкой. Собирали грибы, пели под гитару песни у костра, общались с добрыми колхозниками. Делились с ними мясом, которое для них, оказывается, было роскошью. Но самое главное — это дивная золотая осень с желто-красными листьями, прозрачным воздухом, утренними туманами и под конец — заморозками. А после ужина я выходил из дому, садился на завалинку и погружался в глубокую черную ночь. Здесь в деревне после девяти вечера огни гасли, и на черном небе зажигались такие яркие звезды, что казались близкими, теплыми и влажными от ночной росы. Я подолгу разглядывал это небесное великолепие, вдыхая упоительные ароматы осеннего увядания. Иногда приходила мысль, что где-то далеко на эти же звезды смотрит Света, и тогда тягучая боль стягивала грудь мягким обручем, и я чувствовал себя уродом или инвалидом.

Через неделю по причине моей необычной трезвости мне и работу определили необычную. Дело в том, что на вопрос колхозного бригадира, кто способен просыпаться в пять утра, положительно смогли ответить только мы с Ваней. Так мы стали «ковбоями» — пастухами. Утром выгоняли стадо коров и наблюдали, чтобы эти бедовые создания не натворили беды. Коровки нам достались «мясные», то есть отбракованные из стада нормальных молочных коров. Каждая из пасомых носила печать уродства: то рогов нет, то сосков на вымени шесть и все сбоку, то хромая, то кривая, то слепая.

Поначалу пробовали мы обращаться с ними уважительно. Лезет, скажем, однорогая, с бельмом на глазу буренка на клевер, сминая проволочную ограду, а мы ей: «Дорогая корова, не будете ли вы так любезны оставить ваши агрессивные действия и вернуться в стадо? Ведь от бобовых может случиться вздутие животика, а это больно». Нет, не слышит. Тогда стреляешь бичом и во всю глотку по-колхозному: трах-бабах-растарах! И результат, как говорится, на лицо: коровий галоп вприпрыжку с уважительным оглядом. Родео!..

Одна только Звездочка была хороша. В отличие от товарок не лезла дуром на клеверное или свекольное поле, не ломала ограждений, не напрашивалась на хлесткие удары бича и грубые выражения. Звездочка была коровушкой скромной, послушной и красивой. За это она получала от нас кусок хлеба или морковку. Но вот однажды и эта коровка закапризничала: утром не пожелала выйти за ворота, как мы ее не упрашивали. Напарник даже бичом замахнулся, но я оттолкнул его: не надо, Ваня, значит, есть причина, пусть останется. Вечером загнали с коллегой стадо, выходим из коровника, а сзади крик:

— Ребята! Помогите вытащить теленка!

— Какого теленка? Откуда? Как он туда забрался?

Заходим в незнакомое помещение, а там наша Звездочка в загоне плачет. Ну прямо как девчонка рыдает, тоненьким голоском. Подходим, а у коровки из-под хвоста ножки торчат с розовыми копытцами с привязанной к ним веревкой. Взялись мы за веревку и давай тащить. Видно, таз у роженицы был аристократически узким, никак теленок не проходил. Наконец, вчетвером кое-как справились: теленок выскочил и плюхнулся в навозную жижу. Бабка пнула его в белый животик сапожищем — малыш задышал. А измученная Звездочка благодарно скосила на нас большой карий глаз. Отмывали руки с мылом в трех водах и под струей самогона. Пару дней от нас брезгливо отшатывались девушки: чем от вас па-а-ахнет? Чем, чем, вам виднее, надумаете в поле рожать, зовите, вытащим, отвечали бывалые ковбои. Утром заглянули навестить теленка. Тот стоял на трясущихся длинных ножках в загоне и тянул к нам замшевую мордашку с белыми звездочками, как у мамы, и ярко-синими младенческими глазами. Мы гладили его, а малыш ловил наши пальцы губами и шершавым языком, принимая их за мамины соски. С тех пор к мамаше с теленком у нас появилась почти родственная привязанность.