Экономцев Игорь - Записки провинциального священника

Да, мне приходилось слышать различные церковные хоры, профессиональные и не совсем профессиональные. Но ни один из них не производил еще на меня такого сильного впечатления. Сейчас звучали голоса, пели души! Что же касается недостатков и промахов отдельных певцов, то они погашались мощными волнами, рожденными в глубинах человеческих душ. Все, что подавлялось, все, что сдерживалось долгие годы внутри людей, вдруг вырвалось наружу. Это был миг неожиданного раскрепощения, выхода в иной мир, мир подлинной свободы.

И тут я понял, откуда эта гармония, что заставляло звучать в унисон не только голоса, но и человеческие души. Я убедился в святости этого места, в святости погребенного здесь старца Варнавы. Это чувство внутренней убежденности невозможно рационально объяснить, и тем не менее оно реально, безошибочно. Подобное чувство я неоднократно испытывал, находясь у мощей преподобного Сергия Радонежского. С чем это связано? С ощущением близости к сильному источнику духоносной энергии? Не знаю. Но всякий раз, приближаясь к преподобному, я замечал, что каждая частица моей души приходит в движение. Все мои переживания многократно усиливались. Обострялась жажда совершенства и чистоты. Но в то же время в памяти оживали темные желания и помыслы, столь неуместные здесь, у источника света. А может быть, потому и оживали они, что свет вырывает их из темноты, давая возможность увидеть их в отвратительной наготе, убивая их тайну и притягательность и тем самым вызывая в душе чувство мучительного стыда и покаяния. По своему опыту я знал, что к службе у преподобного Сергия нужно особенно тщательно готовиться: если внутренне я был готов к ней, служба проходила легко и вдохновенно и даже мой слабый голос звучал так, как будто принадлежал не мне; в противном случае нужно было ждать неминуемых искушений и срывов. Здесь, у могилы старца Варнавы, я внезапно почувствовал тот же самый, столь знакомый мне, рационально необъяснимый прилив сил. И не только я... Этот подъем испытывали все участники панихиды. Чтобы понять это, достаточно было услышать их пение, взглянуть им в глаза...

Панихида закончилась. Но никто и не думал расходиться. Люди молча, выжидательно глядели на меня. И вот тогда Георгий Петрович выступил вперед.

— Братья и сестры, православные! — на удивление крепким голосом произнес Георгий Петрович. — Возлюбленные во Христе, родные мои! Мы только что впервые за полвека совершили панихиду у могилы новомученика старца Варнавы. Мне довелось его лично знать. В сане иеромонаха он служил в соборном храме нашего города. Это был святой человек, обладавший даром провидения. Немало удивительного я мог бы рассказать о нем. По молодости многого я тогда не понимал. Но теперь, завершая восьмой десяток; свидетельствую: все, все он предвидел — все беды, обрушившиеся на нас, страшную войну, которую нам пришлось пережить, и катастрофы, которые нас еще ожидают. Каюсь, однако, перед вами: сомнение я испытал. Видя запустение нашего соборного храма, усомнился я в словах, которые слышал от старца Варнавы. А говорил он мне вот что: «Знай, дорогой брат мой Георгий, никогда не прекратится служба Божия в этом храме». В последние месяцы, после того как настоятель прихода протоиерей Василий (да простит Господь грехи его!) уехал служить в заморские страны, не выходили у меня из головы эти слова. «Как же так, — думал я, — не прекратится служба? Ведь прекратилась же!» И от мысли этой мне стало невыносимо. Жить расхотелось. Как жить без храма? Как жить, если святой праведник предрекает неверно? Ведь если он в одном ошибиться мог, как другим словам его верить? Но посрамил меня Господь. Он послал нам нового настоятеля — отца Иоанна, который сегодня ночью совершил литургию в храме и только что, как прямой преемник старца Варнавы, отслужил панихиду у его могилы. Прошу любить его и жаловать. Отныне он вам пастырь. Подходите к нему под благословение. А сегодня вечером, в шесть часов, в храме состоится всенощная! — последнюю фразу Георгий Петрович произнес с особой торжественностью, почти с торжеством.

* * *

В центре города, недалеко от храма, у меня произошла неожиданная встреча — лицом к лицу я столкнулся со своим бывшим другом Вадимом Бурковым. Мы с ним вместе учились в семинарии и академии. Вадим резко выделялся среди однокашников своим интеллектом, способностями и, я бы сказал, энциклопедизмом знаний. Последнее поражало меня. Какая бы тема ни затрагивалась в беседе с ним, обо всем он судил компетентно, со ссылкой на источники и авторитеты. Когда и как он сумел прочитать такое количество научных и богословских работ (о художественной литературе я не говорю) и, главное, усвоить и систематизировать прочитанное?! Я бы не сказал, что он больше, чем я, проводил времени за книгами. Может быть, дело заключалось в его феноменальной способности быстро читать? Действительно, когда я видел его сидящим с книгой в руках, мне казалось, что он не читает, а просматривает ее, небрежно перелистывая страницу за страницей. Учебники и конспекты он вообще не брал в руки, открыто иронизируя над ними. Преподаватели побаивались его и чувствовали себя явно неуютно в его присутствии. В то время как другие семинаристы зубрили Катехизис, он уже основательно знал творения отцов Церкви, читал отца Сергия Булгакова, Бердяева, Розанова, Флоренского, Лоского, Франка. Но однажды Вадим не явился в академию, а на следующий день в одной из центральных газет было опубликовано его заявление об отречении от Бога. В заявлении религия представлялась как «опиум». Оно изобиловало грубыми выпадами против администрации духовных школ, преподавателей и учащихся. Обстановка в академии и семинарии изображалась в карикатурном виде. Несколько дней в печати продолжалась атеистическая вакханалия, но неожиданно она как по команде прекратилась. После этого в газетах и журналах несколько раз мелькали подписанные Вадимом «теоретические» статьи, «разоблачающие» религию. Они изобиловали обычными атеистическими штампами, отличались удивительным примитивизмом, и невозможно было поверить, что их писал тонкий знаток Бердяева и Флоренского, пусть даже и утративший веру. Потом его имя окончательно кануло в небытие. И вот неожиданная встреча на улице захолустного городка. Видно, на стезе атеистической пропаганды Вадим не снискал себе лавров, если, как и я, оказался в конце концов в Тмутаракани.