Яковлев Александр - Век Филарета

переносить дикие чудачества грубияна мужа и она намерена покинуть Россию. Ма­рия Федоровна, как могла, успокаивала бедную немецкую девочку, польстившуюся на великокняжескую корону.

Позднее принцессу успокаивали на половине наследника пре­стола, великого князя Александра. Его молодая жена великая княгиня Елизавета Алексеевна (еще недавно — принцесса Луиза . Баденская) жила в полном мире и согласии с мужем. То была удивительно счастливая пара.

Двадцатитрехлетний великий князь Александр Павлович об­ладал очарованием редкого красавца (в отличие от брата Кон­стантина, курносого, лысоватого, с грубым голосом и резкими движениями). Улыбку его называли не иначе, как «ангельской», грация его движений и величавая поступь порождали сравнения с Аполлоном. При всем том, наследник сформировался в дворцовой атмосфере трусости и стяжательства, смелого разврата и наглого лицемерия как умелый царедворец.

Он рано научился скрывать свои подлинные чувства и мысли и от покойной бабки, и от строгого отца. Шатки и неопределенны были внушенные Лагарпом идеи республиканизма и свободы. Мягкость характера,, природные доброта и лень порождали в нем мысль об. отказе от престола, и он долго лелеял мысль о жизни свободного гражданина на берегу Женевского озера, однако при­тягательность царской власти оказалась несравнимо сильнее, Цер­ковные обряды он послушно выполнял, но в атмосфере мисти­цизма,

питаемой то вольтерьянством, то масонством, то идеями отцов иезуитов, которые осмелели в России при Павле Петровиче, великий князь стал сущим космополитом.

Впрочем, мысль о благе отчизны была для него важна, чувство долга оставалось твердым. Он сознавал крайнюю неготовность брата Константина для российского престола и видел растущее недовольство столичного дворянства батюшкиным правлением. Императорская корона надвигалась на него. Он и страшился этого, и очень желал...

Глава 4

ПЕРВОПРЕСТОЛЬНАЯ

Москва встретила отца и сына Дроздовых празднично. На пути в лавру они собирались остановиться в ней на денек, а пробыли без малого неделю. День за днем пролетали в богослу­жениях, сидении за столом в доме деда Александра Афанасьевича, его сына Григория, служившего диаконом в церкви Иоанна Воина, и отцовского зятя Сергея Матвеевича, чиновника Московского епархиального управления (с помощью которого отец хлопотал о месте диакона для своего будущего зятя Иродиона Сергиевс­кого). Сколько было съедено! Сколько услышано новостей и жи­тейских историй! Сколько было.увидено красоты и редкостей! У Василия голова шла кругом.

Первым делом сходили к Иверской. Часовня у Воскресенских ворот Китай-города пылала жаром множества свечей. Череда са­мых разных людей продвигалась медленно перед иконою, тут по виду были мещане и мужики, купчихи и закутанные в платки бабы с детками, которых они поднимали приложиться к святыне;тут же с десяток дворян и дворянок теснились вокруг священника, служившего молебен, как пронеслось вокруг, «для новобрачных». Но Василий не сумел разглядеть жениха с невестою.

На пути к отцовским родственникам — родителям жены от­цовского брата Ивана Федоровича — прошли шумной Неглинною, по правой стороне которой на одном из московских холмов стоял Рождественский монастырь. Самой речки не было видно. По словам отца, на масленицу здесь устраивались знатные ледяные горы. Отец Михаил и радовался Москве, и покряхтывал от частых непредвиденных расходов то на сбитень и пирожки для Васи, то на дивной работы лампады (в подарок тестю и для дома), которые

он присмотрел в лавке на Никольской и не мог не купить. А Василий с изумлением и робостью постигал после коломенского захолустья новую для него жизнь большого города.

В волнениях и хлопотах старший Дроздов едва не забыл наказ своего отца Федора Игнатьевича: непременно сходить в Ново­спасский монастырь к старцу Филарету. Признаться, сам отец Михаил большой нужды в том не видел, да и времени мало у них, но ведь почему-то же молчаливый и несловоохотливый ба­тюшка просил... Пошли в Новоспасский. Через густую толпу едва пробрались к келье старца, благо облачение иерейское помогло. Седенький старик едва глянул на отца с сыном, как руки протянул к ним:

— Милые мои, я вас заждался! Дроздовы переглянулись с удивлением.

Старец начал свой монашеский путь с Саровской пустыни, был переведен в Александре-Невскую лавру, а лет десять назад обосновался в Москве. Он славился исключительной прозорли­востью; митрополит Платон назначил его духовником инокини Досифеи (дочери от тайного брака императрицы Елизаветы и графа Разумовского); православным книжникам известно было его немалое собрание рукописной святоотеческой литературы. Ничего этого Дроздовы не знали. Помимо нежданного привет­ствия их поразила умилительная кротость и ласковость старца.