Филлип Янси - Благодать

В один прекрасный момент четко формулировавшая свои мысли женщина, которая с самого начала активно пыталась примириться с арабами, повернулась к христианам и сказала: «Я верю в то, что нам, евреям, многому можно поучиться у христиан в вопросе прощения. Я не вижу другой возможности выйти из этого тупика. Хотя это и кажется таким несправедливым — прощать несправедливость. Я чувствую себя в ловушке между прощением и справедливостью».

Я мысленно вернулся к этому уик-энду, когда мне встретились слова Хельмута Тилике, немца, который прошел через все ужасы нацизма: «Прощение ни в коем случае не является легким делом… Мы говорим: «Очень хорошо, если другой чувствует себя виноватым и просит у меня прощения, я прощу его, я ему уступлю». Мы делаем из прощения закон взаимообмена. А это никогда не работает, потому что мы говорим себе: «Он должен сделать первый шаг». А потом я как ястреб вглядываюсь, не подал ли мне другой человек знак глазами или нет ли в его письме между строк небольшого намека на то, что он чувствует себя виноватым. Я всегда готов простить … но я никогда не прощаю. Я слишком далек от этого».

Тилике пришел к выводу, что единственным лекарством было осознание того, что Бог простил ему грехи и дал ему еще один шанс — урок, содержащийся в притче о рабе, не простившем долг. Разорвать круг не-благодати значит взять на себя инициативу. Вместо того, чтобы ждать, пока его сосед сделает первый шаг, Тилике должен сделать его сам, хотя это противоречит естественному закону воздаяния и справедливости. Он сделал это, только когда понял, что в сердце Евангелия лежит инициатива Бога, что Тилике проповедовал, но не практиковал.

В центре притчи о благодати, рассказанной Иисусом, стоит Бог, который первым делает шаг нам навстречу. Томящийся от любви отец, который бежит встретить своего сына-мота. Царь, который прощает долг, слишком большой для того, чтобы раб мог его выплатить. Хозяин, который платит работникам, трудившимся одиннадцать часов, столько же, сколько пронырам, отработавшим один час. Устроитель банкета, который выходит на дорогу посмотреть, нет ли там незваных гостей.

Бог поколебал безжалостный закон греха и возмездия за него, вторгшись на землю, пропитавшись всем наихудшим, что мы могли предложить, пройдя через распятие, и затем создал из этого жестокого акта целебное для человека средство. Голгофа стала выходом из тупика, возникшего из справедливости и прощения. Принимая на свою невинность все требования, выдвигаемые справедливостью, Иисус навсегда разорвал цепь не-благодати.

Подобно Хельмуту Тилике, я тоже слишком часто возвращаюсь в мыслях назад, к борьбе, ведущейся по закону «зуб за зуб», которая захлопывает дверь перед прощением. Почему я должен делать первый шаг? Ведь это мне причинили зло. Так я не делаю шага навстречу, и появляются трещины в отношениях, потом они расширяются. Через некоторое время там зияет пропасть, которую, кажется, уже нельзя преодолеть. Я опечален, но редко признаю себя виновным. Напротив, я оправдываю себя и цепляюсь за те маленькие жесты примирения, которые я делал. Я мысленно веду учет этим своим попыткам, словно пытаюсь защититься, как будто бы действительно виноват в произошедшем расколе. Я бегу от рискованной благодати к надежной не-благодати.

Генри Ноувен, определяющий прощение как «любовь, существующую между людьми, которые недостаточно любят», описывает, как происходит этот процесс:

«Я часто говорил: «Я прощаю тебя», но даже когда я произносил эти слова, мое сердце оставалось раздраженным или ожесточенным. Я хотел еще раз услышать историю о том, как в конечном итоге оказался прав. Я желал еще раз слышать извинения и оправдания. Я желал еще раз получить удовлетворение, услышав в качестве компенсации немного похвалы в свой адрес, хотя бы за то, что такой великодушный! Но прощение, данное Богом, не выдвигает никаких условий; оно исходит из сердца, которое не требует ничего для себя; из сердца, в котором совершенно отсутствует своекорыстие. Это то божественное прощение, которое должно быть привычкой в моей повседневной жизни. Оно призывает меня научиться переступать через аргументы, которые говорят во мне, что прощение неблагоразумно, нездорово и непрактично. Оно призывает меня переступить через мою потребность в благодарности и комплиментах. Наконец, оно требует от меня, чтобы я переступил через свое раненое сердце, которое чувствует обиду за то, что с ним поступили несправедливо и хочет оставаться сдержанным, ставя некоторые условия между мной и тем человеком, простить которого я призван».