Стив Тольц - Части целого

Явившись надень рождения, мы услышали смех и пошли на звук через прохладный светлый дом на не отгороженный забором задний двор, где детей развлекал фокусник в яркой черной с золотом кепке. Он демонстрировал дешевые трюки. Покончив с голубями, он взялся предсказывать по рукам. Поверь, если самому никогда не приходилось видеть, нет ничего глупее предсказателя на детском празднике. Я слышал, как он говорит: «Ты вырастешь большим и сильным, но только если будешь есть овощи». Было ясно: его подговорили родители и заставили обманывать крошек, и он нес несусветную чушь насчет их будущего. Неприятно сталкиваться с ложью и развращенностью на дне рождения ребенка, но в этом нет ничего удивительного.

Затем мы играли в «передай пакет» — сидели в кружок и передавали друг другу какую-то пустяковину, завернутую в газету, наподобие дохлой рыбы. Каждый раз, когда прекращалась музыка, тот, кто держал в руках сверток, снимал один слой обертки. Это было испытание алчности и нетерпения. Я вызвал волнение, когда остановил забаву, решив почитать газету. Заголовок гласил: в Сомали произошло землетрясение и семьсот человек погибло. На меня зашикали, раздались крепкие словечки. Уверяю тебя, детская игра — не шутка. Я передал сверток дальше, но каждый раз, как он попадал мне в руки, я вглядывался в строки, желая узнать больше о землетрясении. Других детей не интересовало, что стало с жизнями семи сотен им подобных, — им не терпелось получить сувенир. Наконец был снят последний газетный слой. Под ним оказался флуоресцентно зеленый водяной пистолет. Победитель издал радостный вопль. Побежденные цедили радость сквозь стиснутые зубы.

Ноябрьское солнце согрело нас, и кое-кто из ребят прыгнул в чистый голубой бассейн — поиграть в Марко Поло. Один из игроков плавал с закрытыми глазами и пытался поймать других, тех, что глаз не закрывали. Если он кричал: «Марко!» — они отзывались: «Поло!» А если приказывал: «Рыба, вон из воды!» и, открыв глаза, видел, как кто-то вылезает из бассейна, тому, кому не повезло, предстояло водить и плавать с закрытыми глазами. Не представляю, как все это соотносилось с жизнью и временами Марко Поло, но мне слышалось в этих возгласах нечто критическое.

Пока Терри бултыхался в бассейне, я стал жертвой еще одной жестокой игры — «музыкальных стульев». Стульев было на один меньше, чем играющих, и когда музыка останавливалась, все бежали занять место. На детском празднике преподавались уроки реальной жизни. Музыка играла, и никто не знал, когда она оборвется. В течение всей игры участники были настороже, напряжение нарастало и становилось невыносимым. Игроки водили хоровод вокруг стульев, но танец не приносил радости. Все не сводили глаз с женщины рядом с приемником — ее рука замерла на рукоятке громкости. Время от времени кто-то неправильно оценивал ее жест и плюхался на стул. На него кричали. Танцор вскакивал. Он проиграл, а музыка продолжалась. На детских лицах застыла гримаса страха — никто не хотел выбывать из игры. Женщина обманывала танцующих — притворялась, что повернет регулятор, и дети дружно ругались на нее. Игра отражала настоящую жизнь: ведь в жизни тоже не хватало стульев, удачных времен, не хватало еды, радости, кроватей, работы, смеха, друзей, улыбок, денег, чистого воздуха, чтобы дышать… а музыка все играла.

Я выбыл одним из первых и стал размышлять. В жизни следует всегда приходить со своим стулом, чтобы не полагаться на все убывающий общий ресурс. И тут со стороны бассейна раздался шум. Я устремился в ту сторону. Руки Терри были глубоко в воде, а из кристально чистой глубины к тему тянулись две другие ручонки и старались выцарапать моему брату глаза. Сцена не поддавалась объяснению: Терри кого-то пытался утопить.

Остальные дети собрались на лужайке: все «рыбы» повыскакивали из бассейна. Какой-то перепуганный мужчина прыгнул в воду, оторвал моего брата от мальчишки и вытащил обоих на берег, и там мать чуть не утонувшего сына крепко вмазала Терри по физиономии. Брат, защищаясь от разгневанных родителей, стал объяснять, что парень жульничал.

— Я не жульничал! — расплакался мальчишка.

— Я все видел! — закричал Терри. — Твой левый глаз был открыт!

— Но если даже так, — оборвал его отец, — это всего лишь игра.

Отец не сознавал одного: слова «всего лишь игра» ничего не значили для Терри Дина. Для него жизнь и была игрой, а игры были жизнью, и если бы я этого не понял, мне нечем было бы подпитывать свои собственные темные мстительные фантазии, которые так неожиданно изменили ход жизни брата.