Энтони Мелло - ОСОЗНАНИЕ

Оставаясь спокойным, вы можете действовать эффек­тивно. И становитесь очень восприимчивым к окружа­ющей вас действительности. В противном случае ваша чуткость не выдержит натиска того, что можно назвать вашей запрограммированной извне сущностью: вы нас­только отождествите ваше «я» с «собой», что в нем станет слишком много «вашего», из-за чего вы потеря­ете способность к отстраненному и непредвзятому взгляду на мир. Бросаясь в самую гущу событий, очень важно сохранять беспристрастность. Негативные эмоции этому препятствуют.

Что же за страсть толкает нас к активному сопротив­лению объективному злу? Чем бы она ни была, за ней стоит не противодействие, а действие.

Мы часто сомневаемся в том, что между теми или иными явлениями и нашим отождествлением себя с ними существует временной зазор. Представьте, что ваш друг при смерти. Вы ходите грустный, и ваше настроение представляется вам в данной ситуации впол­не уместным и оправданным. Но что стоит за этой грустью — жалость к самому себе? Что вас печалит? Поразмыслите об этом. Возможно, мои слова покажут­ся кому-то ужасными, но, как уже было сказано, я пришел из иного мира. Ваша грусть объясняется личной утратой, верно? Вам просто жаль «себя» и тех, кому умирающий мог доставить радость. Последнее означает, что вам жаль людей, которые наслаждаются жалостью к себе. Ведь если не себя они жалеют, то кого же? Мы не испытываем никаких мук из-за того, чем никогда не пытались завладеть. Если я о чем-то сожалею, значит, мое счастье находится в прямой или косвенной зависи­мости от этого человека или предмета. Все мы настоль­ко привыкли к противоположной точке зрения, что мои слова кажутся вам ересью. Я угадал?

ЗАВИСИМОСТЬ

Об этом говорили жившие ранее учителя-мистики. Что до меня, то я не отрицаю, что наша запрограммирован­ная извне сущность — мы называем ее собой — иног­да способна возвращаться в обычные рамки; этого тре­бует от нее пройденный человеком курс воспитания. Но тут возникает вопрос; можно ли жить в полном одино­честве, когда ни от кого не зависишь?

Мы все зависим друг от друга, не так ли? Мы зависим от продавца мяса, от пекаря, от мастера, изготавливаю­щего подсвечники. Взаимозависимость — это прекрас­но! Именно по этому принципу устроено общество. Все обязанности распределяются между членами социума, что дает возможность каждому из нас жить в достатке и благополучии, жить полной жизнью — по крайней мере, мы надеемся на такие выгоды. Но что означает психологическая, или эмоциональная, зависимость? А то, что необходимым условием счастья становится зависимость от другого человека.

Подумайте об этом. Вы поймете, что следующим ша­гом, предпринимаемым вами осознанно или неосознан­но, обязательно будет предъявление вашему возлюблен­ному требования сделать вас счастливым. На следую­щей стадии у вас появится страх: страх потерять партнера, страх быть отвергнутым; вы станете следить друг за другом. Настоящая любовь не знает страха; там, где есть любовь, нет места требованиям, ожиданиям и зависимости. Я не требую, чтобы ты сделала меня счастливым; мое счастье от тебя не зависит. Если ты покинешь меня, я не буду себя жалеть. Мне сказочно приятно быть с тобой, но я не навязываюсь. Я наслаж­даюсь твоим обществом, но не вцепляюсь в тебя мерт­вой хваткой. Мне открылось, что наивысшее наслажде­ние доставляешь мне не ты, а что-то большее, чем мы оба: звучащая в твоем присутствии симфония. Я про­должаю слышать ее даже после того, как ты уходишь. В присутствии другого человека звучит иная симфония, не менее завораживающая. Музыка льется и тогда, когда я остаюсь один. У моего оркестра огромный репертуар, и музыканты играют без устали.

Вот что значит проснуться. Но это проясняет также и причину нашего гипнотического сна, сна зомби. Веро­ятно, мои слова ужаснут вас, но о каков любви может идти речь, если вы вцепились в меня намертво и не собираетесь отпускать никогда? Если вы попросту не даете мне жить? О какой любви может идти речь, если ваше счастье зависит от меня? Это противоречит всем священным писаниям, всем религиям, всем древним мистическим учениям. «Как можно было столько лет заблуждаться? — спрашиваю я себя вновь и вновь. — Как я мог быть таким слепым?» Обнаружив в священ­ном писании все эти извечные истины, мы недоумеваем: может, автор — сумасшедший? Но через какое-то вре­мя нам начинает казаться, что с ума сошли мы сами. Если кто-то приходит ко мне и не возненавидит отца своего и матери, и братьев и сестер, не отрешится от всего, что имеет, тот не может быть моим учеником. Вы должны отрешиться от всего. Понятно, что речь идет не о физическом отречении, совершить которое было бы нетрудно. Когда вы распрощаетесь со своими иллюзи­ями и наконец-то сможете посмотреть в глаза действи­тельности, вы никогда больше — можете мне пове­рить — никогда больше не будете одиноки. Одиночество не лечится пребыванием в компании приятелей. Одиночество излечивается соприкосновением с миром действительности. О, об этом я могу говорить беско­нечно. Соприкосновение с действительностью, отход от иллюзорных представлений, приобщение к настоящему. Это понятие не имеет имени. Постичь его можно, лишь отбросив все наносное и ненастоящее. А узнать, что такое одиночество, можно, лишь освободившись от зависимости, отпустив человека, которого держал мертвой хваткой. Но сначала нужно захотеть этого. Иначе приблизиться к желаемому результату невозможно.