Максимов Юрий - Предпоследнее дознание

- Абонент находится вне действия сети или временно недоступен.

Харчевский оторопело посмотрел на экранчик. Сбросил вызов, набрал номер службы спасения.

- Абонент находится вне действия сети...

Сброс. Номер ректората.

- Абонент находится...

- Проклятье!

Трубка отлетела в комнату и шлёпнулась возле книжного стеллажа.

Эдуард Васильевич опустил руки и сполз по двери, усевшись на полу. Складки на лбу проступили резче. Снова потекли минуты в темноте. Сидел он долго, почти неподвижно, лишь изредка отмахиваясь от докучливых мух.

Затем профессор встал и вернулся в комнату. Осторожно подошёл к окну. В раме сохранились считанные куски стекла, в них по-прежнему виднелась улица - небоскрёб напротив, кривые тополя с желтеющими листьями, хотя ещё только август... Если изогнуться, можно разглядеть дорогу внизу, ряды припаркованных "прыгунов", редкие фигурки прохожих, даже коробочку робота-уборщика, как он подползает к урнам, опустошая их одну за другой, как заправский выпивоха.

А за этой щёлочкой в обычную жизнь стояла сухая, беспроглядная бездна, чернее, чем небо в пасмурную ночь. Смахнув с подоконника стекляшки, он выглянул наружу, чуть не по пояс. С этой стороны оконные осколки вели себя как положено, - были совершенно прозрачными. Чернота плотно обступала окно со всех сторон и не было ей ни конца, ни края. Профессор потянулся в нагрудный карман за авторучкой. Включив лазерную указку, попытался бросить вниз, но тьма поглотила ручку, едва та выскользнула из пальцев. Харчевский судорожно отпрянул от окна.

Взгляд упал на компьютерный столик. Профессор догадывался, что и здесь всё перекрыто, однако проверить труда не составляло - сделать два шага, щёлкнуть кнопкой на посеревшем от пыли бруске. Профессор догадывался, и всё же сердце заколотилось, когда экран вспыхнул и показал чаек над морем - предзагрузочную картинку... Но дальше дело не пошло. Харчевский переключил монитор на телевидение и заставка, моргнув, сменилась равнодушно-синим прямоугольником.

Эдуард Васильевич устало сплюнул и вернулся в прихожую. Входная дверь всё так же не поддавалась. Поразмыслив, он решил провести ревизию остальных помещений. Двери в туалет и ванную открывались. Из кранов, когда нужно, текла вода, горячая и холодная. Лампочки исправно загорались и гасли. А вот окно на кухне стало матово-серым, будто затянутое непроглядным смогом, и, естественно, не открывалось. В какую-то безумную секунду Эдуард Васильевич собрался было разбить его, но вовремя спохватился: ещё одной дыры в бездну ему не надо.

С холодильником был полный порядок, на полках лежал острый кусок сыра, обрезок копчёной колбасы, яиц неполный десяток, вскрытый пакет молока, цыплячьи окорочка и ещё кое-что по мелочи, вроде йогуртов и зелени. Но есть не хотелось. В раковине ждала помывки масляная тарелка, на плите - сковорода с ошмётками утренней яичницы.

Профессор вернулся в комнату. Подобрал с дивана пульт, выключил мерцающий синим экран. Какое-то время размышлял. Сосредоточиться мешало разбитое окно, чёрная дыра мозолила глаза и давила на нервы. Харчевский подошёл к стеллажу и, чтоб отвлечься, взял первую попавшуюся книжку. Оторопело полистал. Достал вторую. А потом раздражённо крикнул:

- Да что ж такое? Совсем уже ни в какие ворота не лезет!

* * *

Отчитавшись у Петровича, Карев спустился в отдел, на "палубу" - светлое вытянутое помещение, условно разделённое на шесть закутков шестью рабочими столами.

- Ну, с почином, мой друг! - подмигнул одинокий Халл, повернув от экрана узкое, точёное лицо с острым подбородком.

- Спасибо, Роберт! И тебя тоже. - улыбнулся Карев, шагая к себе в левый угол, - Что-то безлюдно нынче. Кроме тебя никого?

- Ещё София. Отлучилась ради полуденной трапезы.

- А остальные?

- Николая сковал недуг, а наш вьетнамский товарищ сбирает плоды на словесных пажитях.

- Ясно. - Карев уселся в кресло и откинулся, - Что ж, так даже лучше. Как твои дела... с клиенткой?

- Как по тонкому льду идти. Метафора не нова, но удивительно подходяща.

- А у меня скорее как быка за рога. Посмотрим, что выйдет. Ладно. Слушай, Роберт, хотел я с тобой посоветоваться. Тут у Инны день рождения грядёт, кстати, приходи в следующую субботу...

- Я польщён и тронут до глубины души.

- Ну да. А у тебя, случаем, нет идей... короче говоря, не могу придумать: что бы ей подарить?

Халл приподнял брови и развёл руками:

- Увы, Павел, от закоренелого холостяка в таком деликатном вопросе мало проку. На ум приходит только классика вроде парфюмерии, бижутерии, цветов, дорогого ресторана и заграничного путешествия.