Горшков Александр - Кавказская Голгофа

Отец Петр ехал «в Слепцовку». Перед ним открывалась станица, покрытая зеленым ковром виноградников и фруктовых деревьев. В их густой тени словно растворились казачьи хаты-мазанки, в которых зимой всегда тепло, а в летний зной прохладно. Где-то в голубой дымке виднелись очертания снежных кавказских вершин. В воздухе пахло ароматом акации и яблоневого цвета. Стояла весна: самое красивое время года в этом крае. Вместе с православным священником в автобусе ехало много мусульман-ингушей: они возвращались к родным очагам после долгих лет страданий на чужбине, связанных с насильственной сталинской депортацией.

«Я, приехав сюда, был смущен, – так вспоминал потом Батюшка, – в автобусе с ингушами ехал, они возвращались из ссылки, да как на их территорию въехали, так запели – заунывно, скорбно... Страшно мне стало: куда еду?..»

Молодой настоятель ехал к своей будущей пастве и навстречу грядущим страданиям...

Часть IV

«Слепцовка»

«Люди пришли, напитанные скорбями»

Свою первую службу на новом месте отец Петр отслужил вскоре после Пасхи – 21 мая 1960 года, в день памяти святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Когда он прибыл к месту своего нового назначения, Свято-Покровская церковь была единственным приходом на пять больших казачьих станиц. Православные храмы там были к этому времени полностью уничтожены, а в станице Ассинской церковь в честь святителя Николая Чудотворца органы местной власти переоборудовали сначала под помещение для шоферских курсов, а потом под магазин, где торговали водкой. Поэтому каждое воскресенье и на большие праздники верующие ехали в Орджоникидзевскую, или, как ее называют по сей день местные старожилы, в «Слепцовку», а для многих это не близкий путь. Вторым – и последним – действующим православным храмом на всю Чечено-Ингушетию была церковь святого Архистратига Михаила в самой столице автономной республики – городе Грозном.

Прихожане поначалу встретили отца Петра настороженно. Люди присматривались, как поведет себя новый настоятель, как он будет служить. Опасения эти были в какой-то мере оправданы, ибо к моменту его назначения в здешний храм, в нем сменилось несколько настоятелей. Ни один из них не задерживался, потому что каждый совершал богослужения с отступлением от церковного устава в угоду реформаторским «новациям», чинимым властями для дальнейшего «обезбоживания» народа. Казаки же, прочно стоявшие в своей вере, восставали всякий раз, когда видели искажение или упрощение вековых традиций, заповеданных святыми отцами Церкви. Особенно ревновали о чистоте и непогрешимости службы две здешние старицы – Дорофея и Феофания. Они были монахинями, доживавшими свой земной век при церковном дворе, поскольку их родная обитель была на тот час разорена и ликвидирована.

«Пошатнулись столпы, – сокрушенно говорили подвижницы, глядя на то, как стали совершаться богослужения. – Не Богу угождаем, а властям. Служим не по-апостольски».

Вот почему с такой осторожностью и в то же время надеждой прихожане встретили отца Петра Сухоносова.

«Люди пришли, напитанные скорбями, – вспоминает Евдокия Евдокимовна Афонина, проработавшая церковным кассиром вместе с отцом Петром более тридцати лет. – Все устали от того, что творилось, всем хотелось, чтобы закончились наконец раздоры и нестроения». И когда молодой настоятель совершил тут свое первое богослужение, народ облегченно вздохнул, воздав благодарение Богу, пославшему им ревностного пастыря. Так отец Петр стал духовным кормчим для весьма многочисленной паствы: он не уединялся в своем храме, а постоянно ездил по соседним станицам, совершая там требы – крестил, отпевал, венчал, соборовал, причащал. В дни многодневных постов он собирал больных, старых, немощных людей из других станиц, которые не могли по состоянию здоровья приехать в «Слепцовку», в чьей-то одной хате, и там их соборовал и причащал. А всех местных Батюшка старался соборовать только в храме в установленный им день. Люди шли потоком, особенно в дни больших праздников и поминальных суббот. Обычно служба начиналась уже в 5 часов утра, но казаки собирались в храме еще раньше – с 4 часов утра, когда на дворе было совершенно темно.

«Идти в церковь по темным улицам было страшно, особенно зимой, – вспоминает далее Евдокия Афонина. – К этому времени после высылки в Казахстан на родину возвратились чеченцы и ингуши, и их отношения с местными казаками складывались непросто. Бывало, иду в храм на службу, глухая ночь вокруг, и вдруг слышу неприветливый голос кавказца: «Кто идет?» Отвечаю: «Человек идет». А сама молюсь, чтобы Господь спас от беды. «Ну, иди», – слышу тот же голос. Многие шли пешком 8–10 километров, чтобы попасть на службу. Вот какие ревностные люди были!»