Торик Александр: Селафиила

Ох, не для верующих православных христиан была та самая «оттепель»!

Для них тогда наступила лютая мертвящая «зима»!

Ещё с конца пятидесятых начались новые жестокие гонения на Веру и Церковь Христову, и за несколько лет одержимые христоненавистничеством коммунистические варвары по указаниям хрущёвской «команды» ринулись закрывать церкви и монастыри, шквалом кощунственной клеветы в печати осквернять сознание людей, заводить уголовные дела на священников и епископов. «Оттепель» в исполнении «ума, чести и совести нашей эпохи» — компартии и её верной «овчарки» МГБ — вылилась в закрытие половины действовавших после войны храмов и трёх четвертей монастырей.

— Батюшка! Что это за люди у ворот Лавры Бога матом ругают, кощунствуют, про священство похабные частушки под гармошку поют, молодых людей и детей силой от ворот прогоняют и даже бьют? А милиция их охраняет… — мать Антония вопрошала отца Димитрия в сильном волнении, — неужели же опять Святую Лавру закроют?

— Не закроют, старец Гавриил сказал, что в этот раз не закроют, — с болью в глазах и глубоким вздохом отвечал батюшка Димитрий. — Братия у старца спрашивала, он ответил: «Терпите! Крови попьют, но закрыть Матерь Божья не даст!». А за тех хулителей помолись, да откроются очи их и узрят Истину! Бедные люди, ведь многие из них думают, что делают хорошее дело! Как Апостол Павел, пока был Савлом, преследовал христиан…

Вот ему и помолись о несчастных богоборцах, да поможет им обратиться и покаяться!

— Благословите, отче!

Тяготы Церкви того периода не обошли стороной и саму мать Антонию. Уж казалось бы: кому какое дело до пожилой неприметной уборщицы-поломойки из какой-то занюханной конторки?

Ан — нет! Есть дело у бдительного ока милицейского…

Захаживал и к ней в комнатушку желтушный въедливый участковый со слегка раскосыми глазами, выпытывал — отчего часто в Лавре бывает, с кем из священников знакома, с кем из верующих общается?

Слава Богу, документы у матери Антонии в порядке были, даже прописать её к себе верующие хозяйки не поленились!

Ну и на работе, хоть и приходила она мыть полы к концу рабочего дня, когда все немногочисленные сотрудники по домам расходятся, чтобы избегать ненужного общения с мирскими людьми, но и тут «подсуропил» ей дьявол: послал искусителя — сторожа деда Матвея, бывшего вертухая лагерного, своей НКВД-шной душонкой за версту учуявшего благодатный дух, от уборщицы исходящий.

Только она за тряпку с ведром — дед Матвей уж тут как тут, рядом крутится.

— Слышь-ка, Машка! Как там тя по пачпорту, Никитична! Небось, снова в монастырь свой к попам бегала, трудовой рубь их поповским утробам таскала? Тут вот, слышь-ка, что про них в газетке-то свежей пишуть! — он разворачивал скомканную в кармане старого ВОХР-овского френча газету, цеплял на нос очки и голосом пропагандиста с трибуны начинал вещать. — Все попы живуть нетрудовыми доходами, ограблением одураченных ими трудовых тёмных масс…

И, взглянув поверх очков злыми калёными глазами на молчаливо тёршую пол мать Антонию, всегда добавлял:

— Эх! Не достреляли мы их всех тогда! Может, и тебя бы с ними…

Однако долго он читаемой мать Антонией про себя молитвы не выдерживал, особенно если она начинала читать «Отче наш», «Да воскреснет Бог» и «Живый в помощи Вышняго».

Как не пыжился дед Матвей, как не изгалялся, а выносило его с молитвы монашеской за дверь, где он и бегал по двору, понося попов и «баб поповских», до тех пор, пока мать Антония, закончив работу, не уходила домой.

— Мать Антония! Ты за этого деда Бога благодари! — укреплял её на исповеди отец Димитрий, — он тебе как драгоценное лекарство дан, как орудие стяжания незлобивости и всепрощения! Помолись за него Апостолу и Евангелисту Матфею, наверняка ведь крещёный он, судя по годам, может, и покается!

Неизвестно, покаялся ли дед Матвей, но после прочитанных за него нескольких Акафистов Архистратигу Божию Михаилу и молитвы к Апостолу и Евангелисту, как-то он вдруг пропал. На его место пришла толстая пожилая сторожиха, верующая, так что претерпевание матерью Антонией богохульств прекратилось, а про деда Матвея она спрашивать ни у кого не стала — не любопытная.

Денег с её уборщицкой зарплаты хватало еле-еле, хотя тратилась она на себя — почти ничего! Но и бабушкам-хозяйкам за квартиру заплатить надо, да и в церковь не с пустыми же руками идти! Вон как приходы да священников налогами придавили, душат и душат, до восьмидесяти процентов с зарплаты в налог забирают! Надо поддержать…