Черных Вероника - Интернат

Нажал на паузу. Сходил на кухню. Попил. Заодно проверил холодильник, сунул в зубы колбасу с хлебом. Жевал – даже вкуса не чувствовал. Потому что рука на пульсе игры, мозг отключён, а глаза почти неподвижны. Enter.

И вот он победил! Перешёл на новый уровень! На следующую ступеньку мастерства! Кла-асс!

Довольный своим достижением, Денис потянулся изо всех сил, щурясь на монитор и радостно скалясь на валяющегося в крови, заколотого и застреленного экранного человечка.

– Вот я тебя как! – процедил он, ухмыляясь. – Ухайдакал, будь здоров! А ты думал, я лох? И тебя не победю? Не запобеждаю? А вот-ка, да выкуси, – он повертел кукишем, – да задавись «Маздой», да кровью захлебнись, чувырло!

Он рассеянно огляделся по сторонам. Пробормотал:

– За это надо выпить. И съесть что-нибудь.

В холодильнике, однако, только гречневая каша и «попка» колбасы. Денис поморщился. Какая прелесть: гречка с колбасой! В морозилке замороженное куриное, но кто бы это разморозил бы и приготовил? Денису совершенно некогда. Корча рожи, Денис вытащил кастрюлю с кашей и «приговорил» её к уничтожению вместе с остатками колбасы.

На часах пропикало девять вечера. Через час вернётся мама.

Телефонный звонок подбросил его вверх.

– Да? – поднял он трубку.

– Здравствуй, Денисушка, – ласково проворковал женский голос. – Это Люция Куртовна. Как поживаешь?

– Ништяк себе.

– Отлично, я рада. А Зинаида Аркадьевна дома?

– Не, на работе ещё.

– На работе?... О… А ты ужинал?

– Да так себе. Пожевал чего-то…

– Что пожевал?

– Да чего нашлось, в холодильнике. Гречку да колбасу ледникового периода.

– Мгм. Понятно. Уроки-то сделал?

Денис помолчал. Чего тут скажешь? Люция Куртовна вздохнула в телефон.

– Денис, ты смотри, учёбу-то не запускай. Хочешь – не хочешь, а без образования никуда.

– Да знаю я, – поморщился Денис. – Просто это… ну…

– Ну? Чего – ну?

– Ну, не успеваю я, и всё.

– Почему, Денисушка?

В голосе – само сочувствие и готовность понять всё-всё на свете. И помочь во что бы то ни стало! Почему мама не такая, ну, почему?! Только о себе и думает.

Денису стало так себя жалко, что в горле застряла боль, а глаза защипало. Бедный покинутый ребёнок… при живой-то матери, при живом отце… Вот сюжет тюремной песни.

– Денис, с тобой всё в порядке? Может, к тебе приехать? – голос омбудсмена звучал встревожено.

– Не.

Денис шмыгнул.

– Нормалёк. Я в ажуре, Люция Куртовна. Щас за уроки засяду.

– Ночью-то? За уроки? – засомневалась та. – Думаешь, путное что выйдет? Ты лучше спать ложись, слышишь, Денис? Поспи нормально, а утро вечера мудренее, верно?

– Ну.

– Вот и хорошо. Ложись. Завтра подумаем, что делать.

– До свиданья.

– Спокойной ночи, Денисушка.

Короткие гудки обжигали прижавшееся к телефонной трубке ухо. Почему ему так тошно? Ничего же, вроде бы, такого не было, чтоб тошно было…

Где б найти отраду, чтоб до самого донышка сердца доставала? Ведь, вроде бы, на другой уровень перешёл, завтра можно другой осваивать. И так далее, и в таком же духе, хоть до бесконечности! Стоп. Разве бесконечность существует? А смерть?..

Денис Лабутин нахмурился, несколько встревоженный. Он так давно и так много видел виртуальную и телевизионную смерть во всех её неприглядных подробностях, от способов умертвия до всех стадий разложения, что ужас, трагедия и само таинство перехода из одной жизни в другую совершенно сгладились, растворились, смешались с игрой, и чувство страха смерти притупилось. Пока в неё играл.

А вот теперь подумалось: а всё же игра есть глупая игра, и смерть другого человека – не твоя смерть. А вот как умрёшь по-настоящему, что с тобой будет?

Денис подошёл к зеркалу, висящему в прихожей, приблизил к нему юное своё лицо. Обычное лицо. Ни одной морщинки, естественно, – в четырнадцать-то лет! Только глаза воспалённые какие-то, красные. Ну, это из-за компьютера. Выспится, и всё пройдёт.

Денис попытался представить знакомую по телепередачам про убийства и геймам картину своего собственного разложения, и не смог: страшно вдруг стало. Он поспешно отвернулся и тут услыхал поворот ключа в замке. Мама! Мамочка!

Денис бросился к двери открывать. Хмурость матери не остановила его порыв: он и не заметил, каково у матери настроение. Уткнулся ей в грудь, обнял за шею, ничего не говоря. Мама постояла недвижно, а потом медленно, словно нехотя, обняла сына одной рукой; в другой держала тяжёлую сумку. Они постояли так, потом мама положила сумку на тумбочку и обняла Дениса обеими руками.