Санин Евгений - Око за око

— Тебе нужен еще пример? Изволь! Ты запомнил лица остальных, что садились в парусник?

— Кажется, там был пожилой мужчина в тоге...

— Да. Плоций Тукка. Когда наши войска ворвались в Катану и местные рабы, плача от счастья, резали своих господ, как режут свиней, пятеро рабов вдруг начали защищать этого Плоция и его жену Плоциллу. С кухонными ножами они встали против мечей и копий и дрались за них, не щадя своей жизни... Два раба так и пали у их ног, но не дали воинам надругаться над этими, заметь, весьма богатыми сицилийцами!

Фемистокл жестом приказал отставшим рабам подтянуться и продолжал:

— Потом мы узнали, что эта бездетная пара относилась к своим рабам, как к собственным сыновьям. Уж на что Евн не любит, когда собрание отпускает некоторых господ, и то он был так изумлен, что повелел выделить Плоцию Тукке и его жене конвой во главе с членом Совета! Я с радостью согласился — ведь собрание решило отпустить в Рим и Домицию, но, кажется, сделал это опрометчиво. Евн что-то явно заподозрил и послал со мной этого Серапиона. Как бы мне теперь не пришлось поплатиться за свою неосторожность головой!

— Так скажи Евну, что Серапион все выдумал и ты не прощался с Домицией, а я подтвержу! — воскликнул Клеобул.

Фемистокл благодарно взглянул на него и покачал головой:

— Увы! Теперь такие, как Серапион, в большом почете у Евна! В самом начале восстания он еще советовался с нами, греками. Но когда мы попытались отговорить его от мысли создать царство и сделать в Сицилии свободное государство, на манер наших Афин, он стал потихоньку изводить нас. Причем делал это так хитро, что мы не догадывались ни о чем. Сначала, распустив ложные слухи, объединил всех греков и стравил с ахейцами — самым многочисленным отрядом из всех областей Греции. Уверенные в том, что наши земляки задумали изменить общему делу, мы сами на заседании Совета приговорили их к смерти... Потом настала очередь родосцев. За ними — беотийцев, а там — и бывших рабов из Элиды. Словом, когда мы поняли, что к чему, то увидели, что в Совете из греков остались одни лишь афиняне и главнокомандующий армией Ахей. Этому нашему земляку Евн доверяет во всем, несмотря на то, что он единственный, кто говорит ему во всеуслышанье правду. Весь же остальной Совет теперь — это такие люди, как Серапион.

— Зачем же вы терпите такого царя? — воскликнул Клеобул.

— А что прикажешь делать? — вздохнул Фемистокл. — В Совете теперь почти не осталось греков, да и тех становится меньше день ото дня: одних Евн обвиняет в организации заговора, а смерть других сваливает потом на вылазки защитников крепостей...

— Так организуйте заговор, пока он не перебил вас всех! — не выдержал Клеобул. — Зачем нам, рабам, такой царь, который не всех отпускает на свободу? Надо лишить его власти!

— Как? — с горечью усмехнулся Фемистокл. — Этот Евн далеко не глуп, как это может показаться на первый взгляд. Я еще тогда, когда видел, как он корчит из себя шута при дворе своего бывшего господина, понял, что это великий человек. А потом убедился и в том, что он — прирожденный вождь. Толпа готова идти за ним куда угодно, по одному мановению пальца! Одного не могу понять: почему при его уме и осторожности сейчас, когда, как никогда надо действовать: вооружать и готовить армию, он тратит все деньги на роскошь дворца и пиры для рабов. Однажды он, правда, отправил послание к царю Сирии с предложением выступить сообща против нашего общего врага — Рима…

— И что же Антиох?

— Даже отвечать не стал на него, не желая опускаться до общения с рабами… Ясно, как день, что никто не придет к нам на помощь, а Евн медлит. Чего он ждет? На что надеется? Почему ведет себя так, словно нет под боком Рима, который не будет долго терпеть нас! Промедление дальше уже становится опасным…

Фемистокл заглянул в повозку, взглянул на Прота, который успел закрыть глаза и притвориться спящим, и понизил голос:

— Евн не зря обвинил многих наших земляков в заговоре... Такой заговор действительно есть. Недавно Клиний повторил коронный фокус Евна, которым он держит в священном трепете всю эту толпу. Он вложил в рот половинки ореха с тлеющим угольком и изрыгнул такой столб пламени, что многие впервые усомнились в сверхъестественных способностях Евна. Потом мы потихоньку объясняем тем, кто остался рабами, а их — втрое больше нашей армии, — что хотим освободить всех, без исключения рабов и создать здесь справедливое государство, с мощной армией, флотом, способное отстоять свою свободу! И они верят нам, потому что мы говорим это от чистого сердца. Я, например, всегда выступал против рабства — даже в афинском суде, где меня обвинили в человеческом отношении к рабу…