Максим Бодягин - Машина снов

Конечно, ясен секрет, почему это Хубилай его так любит, Марка-то. Поначалу опасался, конечно. В Катае мальчики в наложниках — обычное дело. Богопротивно, тьфу, а вот для идолопоклонников ничего, у них свои законы. А потом понятно стало — сын Хубилаев, Темур, тот, что старший, падучей страдает, говорят о нём дурное. Хубилай всё на войне, всё в походах, некогда было в покоях валяться. И что? Империя такова, что объехать нельзя, а Хубилаю и передать её некому.

Возразил раз Марко хану, говорит, у вас, Кубла-хан, десять тысяч наложниц, как это сына нет? Такого, чтобы Империю удержать в руках, — нету, сказал Хубилай, да как зыркнет из-под шапки ханской. Двадцать два придурка родилось от моего семени, говорит, а надежды — никакой. Тот, что Чиншином звался, в память Тэмуджина Чингиса, вот тот — мог. Он бы великим ханом был бы, да умер рано.

А так-то, если посмотреть, Марко — достойный сын посланника венецианского, хоть и годов небольших. По латыни и на греческом разумеет и вообще ко всем языкам человеческим способен. Бывало, месяц послушает язык чужой — и уж говорит на нём, как на своём. Ещё через месяц и писать может. За то его отец с Матвеем и взяли с собой в посольство к Хубилаю. И собой пригож Марко, и морское дело знает добро, и курс проложит, и ветер какой надо поймает. Учён арифметике, богословию и в сабельном бою способен. С сицилийскими пиратами воевал, плечом к плечу с отцом, с малых лет. В Венеции на Марка многие добрые семьи виды имели. Жених выгодный, рода известного. Отец с Матвеем у самого легата, ныне понтифика, Григория Пьяченцского на службе состоят.

Венеция... Снова во сне видел. Зыбкий туман над каналами. Плеск воды под балконом. Хорошо у Хубилая, а домой хочется часто. Ганбалу тоже город большой и красивый, да только Венеция милая манит. Не пустит Хубилай. Говорит, что впереди у Марка судьба большая. Империя огромная разлеглась, распласталась на половину Суши. Языков, народов, законов намешано, как узоров у Пэй Пэй на покрывале. Гонцы у Хубилая спорые, да и бойцы знатные, а вот ума не дал Господь -то. Дикие они. Поскачут-поскачут, в месяц полсвета, кажется, объехать могут, кого надо разыщут, а рассказать о том не могут. Хубилаю же знать надо, в каком углу у него что происходит. Вот хан Марка в свои посланники и готовит. Языкам катайским его Пэй Пэй учит, Конфуцию, как империя устроена. Сабельное дело тоже татары да катайцы учить заставляют по-своему. Да всё подлые такие приемы, фокусы с подвертом, чтобы можно было хоть и одному, а целой банде разбойников задать жару.

В библиотеке почти всегда прохладно, от жары хорошо прятаться. Хубилай распорядился, говорит, с каждой завоёванной земли мне книги лучшие везите. Надо знать, как народ там промышляет, в каких богов верит, какому закону подчиняется. Всё про то в книгах есть. И другие книги других стран тоже со всей земли везут ему посланцы. У сарацин, к примеру, книги такие есть жизненаучитель- ные, как править многим людом, как недруга поостеречься, как интригой ловкой престола лишить кого, а как — самому удержаться на царстве. Сарацинские учёные такие книги пишут только те, кто давно на царской службе находится. Такой человек вазир называется. Трудно у сарацин до таких-то лет дожить — племён у них много, да и злые они. При царях сарацинских чуть что — сразу казнят, да половину по навету. Да и среди татар Хубилаевых сарацин немало. Слово Божие им неведомо, антихристам, отец говорит. А Марко слышал, что в математике они хороши да в астрономии, и астрологи знатные. Книги у них хороши, много мудрости в них. Труден арабский язык только, не столько язык, как письмо. Как начнёшь козявки разбирать, поначалу всё одно как будто муха по чернильнице проползла, а потом след оставила. К катайским гиероглифам уже привык — они сейчас важнее. Особенно ему такая картинка нравится: словно бы кораблик маленький, только не наш, а джонка катайская. У ней паруса, как птичьи крылья, узенькие, как перья, и много их. Такой кораблик до называется, а то ещё дао. Это «путь» на катайском. Хубилай ждёт, что Марко ему верным слугой будет, в путь отправится.

— А правда псоглавцы на земном краю живут? — спрашивал Марко слепого библиотекаря.

— Про земной край неверно, а что головы у них пёсьи, то правда, — отвечал библиотекарь сиплым голосом. Древний он, как Хоахчин, слепой, глаза белые, и голова — как курье яйцо в пуху. Идёт медленно, на трость опирается, а волосики так шевелятся, точно нити шёлковые, лёгкие. Только даром что старый, ум ясный, как у Хубилая.