Питер Сингер - Освобождение животных

безболезненно умертвить ребенка. Должен ли врач выполнить просьбу родителей?

Юридически он не должен этого делать, потому что закон отражает представление

святости права на жизнь. Жизнь каждого человека священна. Все же люди, которые

выступали бы в защиту ребенка, не возражают против убийства животных. Как они

могут оправдать свои взгляды? Взрослые шимпанзе, собаки, свиньи и многие другие

виды далеко превосходят этого больного ребенка в их способности взаимодействовать

с другими, совершать самостоятельные действия, осознавать, и в любой другой

способности, которая придает значение жизни. Даже при всевозможной интенсивной

терапии, неполноценные дети никогда не смогут достичь уровня интеллекта собаки. И

при этом мы не можем выступить в защиту животных.

Единственная вещь, которая отличает ребенка от животного в глазах тех, кто

исповедует «право на жизнь», это то, что биологически этот ребенок принадлежит к

Homo sapiens, а шимпанзе, собаки и свиньи — нет. Но использовать это различие, как

основание для представления права на жизнь, конечно, чистый спесиецизм, который

является наиболее грубым и явным видом расизма, используемым в попытке оправдать

расовую дискриминацию.

Я не привожу здесь религиозные представления, например учение, что не все, а только

люди имеют бессмертные души, или созданы по образу Бога. Исторически эти

представления были очень важны и, без сомнения, частично ответственны за идею, что

человеческая жизнь имеет исключительную святость. Логически, однако, эти

религиозные представления неудовлетворительны, начиная с аргументированного

объяснения того, почему только люди имеют бессмертную душу, а животные — нет.

Это не подразумевает того, чтобы избежать спесиецизма, мы должны считать, что

столь же неправильно убить собаку, как и нормального человека. Единственное

положение, которое является проявлением спесиецизма то, которое пробует провести

границу права на жизнь параллельно границе нашей собственной разновидности. Те,

кто исповедует святость права на жизнь, делают это, резко обозначая границу между

людьми и другими животными, но они не позволяют проявиться никаким различиям в

пределах нашей собственной разновидности, возражая против уничтожения инвалидов

и безнадежно больных столь же сильно, как и против уничтожения нормальных

взрослых.

Чтобы избежать спесиецизма, мы должны позволить этим существам, которые

являются подобными нам во всех отношениях, иметь подобное право на жизнь, и

просто принадлежность к нашему биологическому виду не может быть нравственно

уместным критерием для этого права.

Мы должны будем признать, что наши критерии не следуют точно за границей нашей

собственной разновидности. Мы можем законно утверждать, что имеются некоторые

виды существ, жизнь которых более ценная, чем жизнь других существ, но будут,

конечно, иметься некоторые животные, чьи жизни по любым стандартам более ценные,

чем жизнь некоторых людей. Шимпанзе, собака или свинья, например, будут иметь

более высокую степень самосознания и большую способность наладить отношения с

другими, чем умственно неполноценный ребенок или дряхлый старик. Так, если мы

основываем право на жизнь на этих характеристиках, мы должны предоставить этим

животным право на жизнь столь же хорошую, или лучше, чем у таких людей.

Теперь этот аргумент сокращает оба пути. Это могло быть принято как признание того,

что шимпанзе, собаки или свиньи наряду с некоторыми другими видами, имеют право

на жизнь, и мы совершаем серьезное моральное преступление всякий раз, когда

убиваем их, даже если они стары и страдают, и наше намерение состоит в том, чтобы

избавить их от этого. Альтернативой этому можно принять случай, когда инвалид и

безнадежно больной не имеют никакого права на жизнь и могут быть убиты по весьма

тривиальным причинам, как мы сейчас убиваем животных.

Так как внимание этой книги обращено к этическим вопросам по отношению к

животным, а не к нравственному аспекту безболезненной смерти, я не буду пытаться

полностью осветить эту тему. То, что мы должны сделать — это впустить животных в

сферу нашей морали и прекратить потреблять их жизни для любых наших тривиальных

целей. В то же самое время, как только мы поймем, что факт непринадлежности к

нашему виду недостаточен, что есть всегда неправильным убить любое создание, мы