Дмитрий Факовский - Бессы

Он не испытывал к ним никакого презрения, свято веруя, что к народу нужно прислушиваться, но не следовать за ним.

Правда, глядя каждый раз на таких, как эти ребята – малограмотных, пьющих еще засветло, и в будни и в праздники, счастливых тем, что есть, - энергичных и живых, - в глубине души он чувствовал горькое разочарование от осознания того, что они не хотят вырываться из нынешней матрицы, построенной для них государством. Они будут всегда недовольны – ругать власть, олигархов, жуликов и воров, - но мало кто решится выплеснуть эту желчь, это острое неудовлетворённое гниющее недовольство, взорвать его в протест – митинг, забастовку, кровавое огненное восстание с сожжением государственной администрации и захватом почтамта и станции пригородной электрички.

Глава 2.

***

Сначала внезапные приступы агрессии даже не настораживают.

Мало ли…

Искать приключения на свою задницу, предварительно напившись – вполне тривиальное времяпрепровождение для нормального пацана. Даже если в итоге бить будут тебя.

В этом нет ничего такого.

Ничего страшного.

Как минимум до того момента, когда ты впервые начинаешь задумываться о том, что у всего этого есть смысл.

Перебрав в пабе, ты всё так же лезешь бить лицо молоденькому гламурному мальчику при деньгах и милой девушке. Он, к тому же, легче тебя килограммов на тридцать, что делает тебя безусловным фаворитом драки. Как бы сильно ты не надрался. Да и пивное пузо в данной ситуации выглядит скорее твоим преимуществом. Чисто визуально ты прикидываешь, что вырубишь парнишку с одного удара. Лучше бить в подбородок. Или, как учил Майк Тайсон, джебом – в нос, чтобы наверняка вогнать хрящи и прочее дерьмо в мозг.

Только вот, избивая мальчика, перед тем как быстро свалить от охраны и ментов – на всё про всё у тебя от силы две минуты, - ты уже чётко знаешь, почему ты это делаешь, и что тобой движет.

Находясь в состоянии пьяной эйфории, ты не придаешь внезапному прозрению значения, списывая всё на кураж.

Тебе кажется, что так и должно быть.

Позже, проснувшись с похмелья ближе к обеду, проблевавшись, попив соленой минеральной водицы и прибив несколько банок, ты вдруг начинаешь понимать, что вчерашний срыв был вовсе не дебошем пьяного быка, как может показаться на первый взгляд, а самым настоящим актом гражданского протеста.

Это пугает, ибо сначала тебе кажется, что ты сходишь с ума. Типа, у тебя шизофрения и все дела – об этом часто пишут в книгах и показывают в кино, так что удивляться нечему.

Потому что то, что ты делаешь, то, как ты обосновываешь своё поведение, - всё это явно ненормально.

Родители, люди вокруг, глобальные СМИ – все они учили тебя с пелёнок, что нужно быть толерантным и вообще - терпеть.

Типа, Христос терпел, и нам велел.

Ты ведь прекрасно знаешь, что если каждый начнёт нарушать правила и делать то, что он считает нужным, наплевав на мораль, закон и общественное мнение, всё очень скоро рухнет, и мир поглотит Апокалипсис обезумевших, словно киношные зомби, бессов – уже не людей, а бездушных созданий, поглощённых лишь удовлетворением собственных инстинктов.

Одновременно с этим в тебе крепнет ощущение абсолютной ясности и чёткой структурированности случившегося накануне.

И, главное, ты чётко знаешь, что ты – прав.

***

В тот вечер всё снова было как обычно: невзрачная компания проходящих людей, и Факер среди них.

Они даже не были его друзьями.

Как оказалось, друзей у него вообще не было. Но это так – лирика.

Короче, просто знакомые и знакомые знакомых, какие-то люди по работе и по муткам.

Настоящие друзья, если они у него когда-то и были, со временем интегрировались в эту практически однородную массу равнодушных ему людей.

Текучка нивелировала их стартовую ценность. Ценить их было не за что, и вместо того, чтобы напрягаться, что-то кому-то доказывая, куда проще было сменить конкретного человека или даже всю компанию.

Они были разделены не по политическому или религиозному принципу, и даже не по интересам, а по социальному статусу.

Например, менеджеры на дух не переносили барыг, а барыги – менеджеров.

Журналисты и прочие околополитические деятели, к которым с отвращением относил себя Факер, и вовсе ненавидели всех и вся, зная истинную цену людям, их поступкам и словам.

Это было то самое горе от ума: будучи посвящёнными в тонкости манипуляции общественным сознанием и непроизвольно принимая участие в глобальном манипулировании как детали одной большой пропагандистской машины, они были глубоко несчастными людьми, ибо правда общественно-политического устройства и бытия была до такой степени отвратительной, что просто не оставляла места для каких-либо иллюзий, выжигая на корню саму веру в светлое и доброе.